Партизанская хроника
Шрифт:
— Гриша? — шепотом спросила она.
— Нет, Коля, — ответил знакомый голос. — Ты, Валя?
— Да, дорогой. Поднимай Гришу, идем на железную дорогу, Костя в лесу ждет.
Коля разбудил брата, они быстро оделись.
— Может, поднять мать? — спросил Гриша.
Валентина заколебалась. Так хотелось увидеться со свекровью. Но зачем? Легче не будет, только слезы.
— Не нужно, — зашептала она. — В деревне много карателей?
— Половина немцев, половина полицейских, — скороговоркой ответил Гриша. Валентина, ничего не поняв, переспросила:
— Я
— Такого навоза хватает, — весело пояснил Гриша.
Коля взял в шкафу краюху хлеба, и они пошли в лес.
Константин бросился к братьям, обнял их.
— Кто сегодня костры разжигает? — спросил он.
— С кострами пустяки, вот сегодня вдвое больше патрулей будет на полотне, — почесал затылок Коля.
Константин задумался.
— А около самой станции Жодино также разгуливают?
— Там меньше.
— Тогда ведите туда, а ты, Валентина, оставайся возле лошадей, — приказал Константин.
Пронести три тяжелых снаряда под самым носом у немцев было нелегко, и подрывники взяли только тол.
Слева — гарнизон Жодино, справа — забитая до отказа немцами станция, а сзади — гарнизон Судабовки. Трудно было подрывникам подойти к железной дороге.
— Заложим мину под самым носом у немцев, — лежа в снегу, шепнул Мацкевичу Сермяжко.
Расставив людей с таким расчетом, чтобы каратели никого не застали врасплох, подрывники по-пластунски подползли к железнодорожному полотну. Вдруг послышалось пыхтение паровоза. Все затаили дыхание. Андрей и Афиногентов бросились на полотно ставить мину. Вдруг кто-то сильно дернул Андрея за винтовку. Он оглянулся, оказалось, на винтовку намотался шнур. Андрей плюнул с досады и замерзшими пальцами пытался освободить от шнура, тот не распутывался, а пыхтящий паровоз неумолимо приближался. Вот он уже в нескольких метрах от Андрея, еще мгновение — и Андрей окажется под его колесами. Что это? Андрей неожиданно свалился под откос, словно его сдуло ветром. Все с замиранием сердца ждали взрыва, но его не последовало.
Когда эшелон прошел, взяли мину.
— Что случилось? — в недоумении спросил Сермяжко.
Ларионов молча подал ему винтовку с запутавшимся на ней шнуром, присел на пень и схватился за голову.
— Ах ты, сова курносая, — поняв, что случилось, потряс за плечо своего друга Дудкин.
— Я виноват и искуплю свою вину: в другой раз пойду один и подорву эшелон, — упавшим голосом говорил Ларионов.
— Пошли, Андрей, — тихо, без упрека сказал Сермяжко и повел товарищей к саням.
— Почему не подорвали? — удивился Гриша.
— Капсюль не взорвался, — спокойно ответил Сермяжко.
— Нужно же было так случиться, — сокрушался Коля.
— Всякое бывает. Ты мне лучше скажи, где мы могли бы поблизости от железной дороги провести день? Только не в поле.
— Не знаю, — смущенно сказал Коля.
— Тогда завтра вечером ждите нас в кустах у Замостья.
Сермяжко простился с братьями и, вскочив в сани, поторопил жену:
— Трогай скорее…
— Что у вас случилось? — уже в пути спросила Валентина у мужа.
— Неужели не знаешь
Ларионов только тяжело вздохнул.
— Ротозейство большое, но не унывай, завтра исправим эту ошибку. — Сермяжко хлопнул Ларионова по плечу.
Весь день Андрей внимательно приготовлял шнур.
— Если теперь я с этим шнуром не сработаю, то можете меня повесить на нем, — сказал он вечером товарищам.
С наступлением темноты группа на двух подводах, захватив снаряды и мину, выехала в условленное место. Там уже ожидали Гриша и Коля.
— А в эту ночь капсюль не подведет? — спросил Гриша.
— Взорвется, обязательно взорвется, — сказал Ларионов.
— Хорошо знаете дорогу в этом направлении? — спросил братьев Константин.
— Не совсем, но здесь в деревне живет дядя Петр, он-то знает.
— А он поведет?
Коля утвердительно кивнул и скрылся в темноте. Скоро он возвратился с прихрамывающим пожилым усатым мужчиной.
— Как говорится, подарок на железную дорогу, — улыбнулся усач. — Пошли.
Возле лошадей опять осталась Валентина.
Приведя подрывников к речке Плиса, проводник остановился.
— Теперь и без меня дойдете, — сказал он.
Сермяжко поблагодарил дядю Петра, и партизаны начали осторожно спускаться с горки. Михайловский шел последним. Он нес тяжелый снаряд. Впереди шагал Андрей. Вдруг у него под ногами затрещал лед. Андрей отскочил в сторону, предупредил об опасности Михайловского. Тот взял правее и провалился по пояс. Руками действовать он не мог: нес снаряд, звать на помощь товарищей было опасно: могли услышать немцы. Оглянувшись, Сермяжко не увидел Михайловского и послал Дудкина выяснить, в чем дело. Только с помощью Дудкина Михайловский смог выбраться из проруби. Несмотря на уговоры Дудкина, он не вернулся к подводам, а пошел вместе с группой.
— Не замерзнешь? — спросил Сермяжко.
— Выдержу, — преодолевая дрожь, ответил Михайловский.
Около самой насыпи подрывники залегли. Сильный мороз давал себя знать, а шевелиться было нельзя. При лунном свете отчетливо вырисовывались на полотне фигуры охранников. Подрывники затаили дыхание. Белые маскхалаты надежно скрывали их.
— Эх, резануть бы из автомата, ни один не уцелеет, — прошептал Дудкин.
Постепенно удаляясь, немцы скрылись. Сермяжко расставил фланговые прикрытия. Мину должны были ставить Дмитриев, Красовский и Дудкин. У шнура лежал Ларионов.
Михайловский оледенел, по оставить товарищей и уйти к подводам не согласился. Он хотел увидеть, как взлетят на воздух ненавистные фашисты. Мороз пересилил его. Михайловский стал замерзать, и Сермяжко отправил его в сопровождении Афиногентова к подводам.
Отойдя с полкилометра, Михайловский и Афиногентов услышали пыхтение приближавшегося паровоза.
— Давай посмотрим, как полетят фашистские вагоны, — обратился Афиногентов к Михайловскому.
Они присели и стали ждать. Показался эшелон, сквозь зашторенные окна кое-где пробивался свет.