Партизанская хроника
Шрифт:
— Отомстим за Валентину! — скорбно говорили партизаны.
Через несколько дней Любимов опять пришел ко мне и хмуро сказал:
— Разрешите снова пойти на железную дорогу!
— Подожди, присядь.
Я, Кусков и Родин на этот раз решили послать несколько групп. До этого подрывные группы комплектовались только из опытных подрывников. Теперь мы решили включить в группы новичков, а опытных подрывников назначить командирами групп.
— Кто из твоих подрывников может руководить группой? — спросил я Любимова.
— Думаю, все, — ответил он.
Пришел вызванный нами Сермяжко, и мы вместе
Ночью, взяв по две мины, группы вышли на магистрали железных дорог Минск — Барановичи и Минск — Бобруйск. Возвратиться они должны были накануне Первого мая.
Прошло восемь дней. Земля подсохла, стало тепло. Свободные от нарядов партизаны, разостлав полушубки, грелись на солнце. Неожиданно в лагере послышался непонятный, все нарастающий шум. Вскочили и побежали к выходу из лагеря партизаны. Я машинально схватился за маузер, но тут же убрал руку.
— Валя! Валя! — различил я радостные крики.
Партизаны на руках несли Валю, она отбивалась от них:
— Пустите, сумасшедшие!
Наконец она пробилась ко мне.
— Ты жива, Валентина! — От волнения я не знал, что сказать, и радостно прижал ее к груди.
— Что это получается? Не понимаю. Я думала, что меня будут ругать. Ведь это я все прошляпила, а здесь обнимают, — раскрасневшаяся, с влажными глазами говорила девушка.
— Пойдем к комиссару, расскажешь все. — Я взял ее за руку, а комиссар был уже тут.
Чуть ли не все партизаны обступили Валю.
— Когда мы подорвали третий эшелон, нас стали обстреливать — мы в кусты… И тут я, ротозейка, отстала, заблудилась, кричать побоялась и блуждала всю ночь около железной дороги. Услышала немецкий говор — и подальше от него. К рассвету подошла опять к железной дороге, думала, что здесь фашисты не станут искать партизан. Вдруг с той стороны, откуда я пришла, раздалась стрельба. Жутковато стало. Я осмотрелась. На полотне работали ремонтные рабочие. Мелькнула мысль: «Только у них мое спасение». Спрятала автомат, сбросила ватную тужурку, положила за кофточку гранату и смело подошла к рабочим. Они исправляли переезд. Поздоровались. Я сказала, что убежала из своей деревни: там угоняют молодежь на работы в Германию. Взяла инструмент и тоже стала работать. Стрельба все приближалась. Я взглянула на лес и похолодела: из леса выходили эсэсовцы. Они подошли к рабочим и о чем-то стали спрашивать. Рабочие в ответ отрицательно закачали головами, и эсэсовцы ушли обратно. У меня отлегло от сердца. Когда гитлеровцы были уже далеко, один рабочий сказал мне:
— А и побледнела ж ты, доченька!..
Я испугалась, не догадались ли они, что я партизанка. Но тут же быстро нашлась:
— Еще бы не побледнеть. Кому же охота в неметчину ехать… Люди говорят, что спасаться от немцев надо.
— Люди, доченька, правильно говорят, — покачал головой старик и начал расспрашивать меня, откуда я, как попала сюда.
Я рассказала, что теперь пробираюсь к родственникам за город Столбцы.
— Через город, девушка, не ходи, еще попадешь в лапы к этим людоедам; а если все-таки пойдешь, то вымажь лицо, — предупредил меня старик.
— В
Я растерялась, думаю: «Вот нарвалась». Вижу, врать больше нельзя. Тогда я вынула гранату и отскочила в сторону:
— Я партизанка! А вы советские люди или нет?
— Ты нас не пугай, мы тебе не враги. Нужно было сразу говорить, что попала в беду, — сказал старик.
Я не сводила глаз с эсэсовцев, они шли в том направлении, где был спрятан мой автомат. Старик опять заговорил:
— В эту ночь около станции Колосово вы эшелон подорвали?
Я кивнула. Старик продолжал:
— Говорят, тринадцать вагонов с фашистами смололи в муку.
— Да, это правда, — подтвердил молодой мужчина. — Санитарный поезд прибыл, народ близко не подпускали… Пожалуй, трудно тебе будет выбраться сейчас, девушка. Ведь кругом немцы шастают. Побыла бы до вечера с нами, — посоветовал он.
Я сунула гранату за пазуху.
Время шло мучительно медленно. Я, опасаясь, что меня схватят, все время озиралась по сторонам. Немцы прошли еще два раза мимо нас, но по-прежнему считали меня рабочим-ремонтником.
Под вечер, когда эсэсовцы убрались, я распростилась с рабочими, поблагодарила их. Долго искала свой автомат и, когда нашла, почувствовала себя совсем хорошо. Потом начала добираться до лагеря; и плыть пришлось, и ночевать в лесу, и голодать, и вот я опять дома… — закончила Валя.
— Боевая! — не скрывая своего восхищения, сказал комиссар.
— Наши разведчики никогда головы не теряют, они все такие, — гордый за Валю, проговорил Ларченко.
Валя громко засмеялась. Тут ее нашла повариха Белезяко, обняла и увела с собой.
— Как мой конь? — издалека крикнула Валя.
— В порядке, скучает по тебе, — хором ответили ей разведчики.
Уже совсем тепло. Ожили муравейники, вечерами не дают покоя комары.
Мы решили переселиться из зимнего лагеря поближе к реке. Раскинули летние палатки, для лошадей и коров соорудили изгородь.
Сорока и Мотевосян со своими отрядами перешли дальше по восточному берегу Птичи в леса Пуховичского района. Но без соседей мы не остались: в Воробьевский лес прибыл из бригады имени К. Е. Ворошилова, которой командовал Ф. Ф. Капуста, отряд имени Суворова. Этот отряд насчитывал около пятисот партизан. Командиром его был Леонид Петрович Стефанюк.
Я познакомился с командиром, высоким, подтянутым, молчаливым кадровым офицером Красной Армии. В конце июля сорок первого года его, тяжелораненого, подобрали и выходили местные жители. По нашему совету Стефанюк со своим отрядом переселился ближе к нам. Определили участки сторожевого охранения и секторы наблюдения.
Приближалось Первое мая 1943 года. Одна за другой в лагерь возвращались группы подрывников. Настроение у партизан было приподнятое. Родин провел инструктивную беседу с агитаторами. Подготовили праздничное обращение к населению. Однако пойти в деревню агитаторам не удалось. Меньшиков сообщил, что на станции Старые Дороги выгрузился запасной артиллерийский полк, в город Слуцк стянуто много эсэсовцев и полицейских. Мы решили силы не распылять, временно на боевые операции людей не посылать.