Партизаны Е.И.В.
Шрифт:
– Хорошо бы так, Миша, - согласился Толстой.
– Может быть молебен организовать?
– Вряд ли получится, - младший лейтенант посмотрел в сторону крохотной православной церквушки, занятой батальонным священником отцом Михаилом и примкнувшим к нему ксендзом Станиславом.
– Да и зачем людей перед делом тревожить?
Фёдор Иванович проследил за взглядом Нечихаева и с некоторым беспокойством заметил:
– Не прибил бы батюшка своего оппонента. Пойти посмотреть?
– Бросьте, сами как-нибудь разберутся. Да и нужно ли армии вмешиваться в межконфессионные отношения? Без приказа, я имею в виду.
– Наверное, ты
– Но всё равно стоит проверить.
Командир батальона напрасно беспокоился - священники вовсе не собирались устраивать религиозные диспуты, плавно переходящие в рукоприкладство, а предпочли более взаимовыгодные отношения. Открытая бутылка слабенького анжуйского вина так и осталась стоять позабытой. А изумительные по вкусу кровяные колбаски, принесённые деревенским попом отцом Иваном, совсем остыли - увлечённым учёной беседой святым отцам не до выпивки и закуски.
– Смотри, Станислав!
– батюшка крутанул в руке трофейную драгунскую саблю и поднёс её к самому носу ксендза.
– Видишь, как выщерблена? Вот, друг мой! А ты во сколько её расценил? Извини, Стас, но первая же инспекция из Священного Синода нас с тобой взгреет за нанесённый государевой казне урон. Тем более, что мы видим?
– Саблю.
– Дрянь мы видим, отец Станислав, а не саблю. Жалкая поделка военного времени, которая годится только на переплавку, но никак не в качестве оружия. Такие вещи, любезный друг мой, оцениваются исключительно по весу. Какие три рубля? Восемь копеек в лучшем случае!
– Но что нам тогда останется, Миша?
– воскликнул отчаявшийся ксендз.
– Пушку тоже забраковал...
– И пушка дрянная, - кивнул батюшка.
– Она вообще австрийской работы, а не французской!
– Ну и что?
– Как это что? Единственное, чем могут похвалиться в Австрии, это музыка, но никак не артиллерия. Сто рублей.
– Пятьсот, тем более в комплекте с зарядными ящиками.
– Побойся Бога, Станислав!
– Там одной бронзы на двести пудов.
– Уговорил - двести пятьдесят, и ни копейкой больше.
– Четыреста! Ты бы видел, как её защищали! Аки львы рыкающие!
– Хоть крокодилы! Триста, и это последнее слово!
– По рукам!
– согласился отец Станислав, поначалу не рассчитывавший сторговаться и на половину озвученной суммы.
– Но государеву долю платишь сам.
– Договорились, - отец Михаил достал внушающий почтение размерами кошелёк и уточнил.
– Золотом возьмёшь, или ассигнациями?
– Давай золотом и серебром пополам - мои шляхтичи бумаге не доверяют.
– Дикие люди.
– Но храбрые.
– Этого не отнять, - отец Михаил выложил на стол горку монет.
– Пересчитывать будешь?
– Зачем?
– Правильно, Господь всё видит!
Православный священник ксендзу понравился, причём сразу. Было в нём что-то такое, очень располагающее к себе. А уж как он вёл дела! Это просто песня, слушать которую хочется вновь и вновь! Удивительное сочетание беспокойства за состояние императорской казны и трогательная забота о благосостоянии партизан настолько органично сочетались в характере отца Михаила, что оставалось только позавидовать душевным достоинствам батюшки. Нет, определённо в православии есть особая притягательность, недоступная пониманию находящихся под влиянием Святого Папежа [4] католикам.
4
рарiеz - "папеж" (польск.) -
– Отец Михаил, - ксендз спрятал деньги в карман и воспрянул духом.
– А как посмотрит ваш Священный Синод на прошение скромного... хм... меня, то есть, в лоно, так сказать?
– Сугубо отрицательно!
– Почему?
– Стас, а оно тебе надо?
– Но есть же разница между десятью процентами налога и двадцатью пятью?
– Есть! Но пойми, мы не собираемся приходить с огнём и мечом... Нет, в отношении французов это, разумеется произойдёт. Но...
– Всегда возникают эти "но", когда в России заходит разговор о поляках. Скажи, Михаил, вы считаете нас неполноценным народом?
– Честно?
– Да, честно ответь.
– Твои подозрения беспочвенны и не имеют под собой никакой основы, отец Станислав. Но, согласись, зависимость от Ватикана накладывает определённый отпечаток.
– Римский Папа...
– А что Папа? Сколько у Римского Папы дивизий? [5]
Ксендз в растерянности не нашёл слов и потянулся за бутылкой, но его поползновение на половине пути было решительно пресечено твёрдой рукой собеседника:
– Господ даёт нам свободу воли, но не одобряет её слабость. Слабоволие суть грех! С этого дня ни капли вина, и так до самой победы! Нельзя же давать послабление страстям, Стас.
5
Скромный партизанский священник не претендует на авторство фразы, в другом времени и другом мире приписываемой И.В.Сталину.
Отец Станислав тяжело вздохнул и оставил попытки вернуть утраченное душевное равновесие проверенным способом. Хотя причины, вернее - поводы, имелись в превеликом множестве.
Первой, и самой главной причиной, была изначально неправильно выбранная польским ополчением тактика. По договорённости с партизанами шляхтичи пана Пшемоцкого имели право первоочередного захвата неприятельских обозов, следующих во Францию. Но кто же знал, что так называемая "Великая армия" окажется настолько неуспешной? О какой добыче идёт речь, если за последние три недели удалось перехватить всего лишь четыре телеги с фарфором и столовым серебром, да шестнадцать наполеоновских фельдъегерей с донесениями. Последние, правда, шли от тридцати до пятидесяти рублей в зависимости от важности перевозимого пакета, но разве эта мелочь стоит затраченных усилий?
А вот приложение усилий в правильном направлении и стало второй причиной для головной боли - приходилось вылавливать немногочисленных французских мародёров, отваживающихся отлучиться от главных сил, но против крупных отрядов предпринимать ничего не решались. Не по зубам они, да и не осталось в панах прежней лихости, каковой отличались их предки. И денег на хорошее русское оружие тоже нет. Замкнутый круг, пся крев!
– Опоздали, как есть опоздали, - вполголоса выругался капитан Толстой, наблюдая за расползающимися по полю вражескими фуражирами.
– Говорил же вчера, что нужно затемно выходить. Накрыли бы тёпленькими прямо в деревне.