Партизаны Е.И.В.
Шрифт:
Вот, кстати, и он сам. Стоит, опираясь на костыль, и хмурится, выслушивая оправдывающегося в чём-то управляющего.
– Моё почтение, Юрий Сергеевич!
– Отец Михаил, безмерно рад вас видеть!
– благожелательно откликнулся помещик и рявкнул на управляющего.
– Прочь с глаз моих, мерзавец.
Того как ветром сдуло, и батюшка усмехнулся:
– Сурово.
– Иначе нельзя. Представляете, этот недоумок уговаривает взять на себя повышенные обязательства и втрое увеличить посевы яровой пшеницы.
– Я бы не
– По нашим климатам рожь куда как урожайнее выйдет.
– Справедливо замечено, господин сержант, - кивнул помещик.
– Здравствуйте, кстати.
– Здравия желаю, ваше благородие! Не посмел первым...
– Полноте, братец. Уж не нам, понюхавшим пороху и с лихвой хлебнувшим горячего, чиниться подобно провинциальным купчихам.
– Привычка со службы.
– Оно похвально, но мы же в отставке. Так что там про рожь, господин сержант?
– Как вам сказать, господин лейтенант... Пшеница, конечно, закупается комиссариатом по весьма приятным для нас ценам...
– Ещё бы! Почти вся идёт за границу и возвращается чистым золотом.
– Точно так. В воюющей Европе некому и некогда растить хлеб, а голодных ртов убавилось не так уж много.
– Мерзавец-управляющий то же самое и говорил. А под повышенные обязательства предлагал взять кредит на паровую машину для мельницы. Ведь дадут?
– Свободных средств не хватает?
– удивился отец Михаил.
– Сколько у вас с аренды выходит?
– У меня общегосударственные расценки со скидкой на суглинки и подзолистые почвы!
– Федяков, оскорблённый в лучших чувствах, вскинул голову.
– Ни копейки лишней не беру, вам ли этого не знать?
– Простите, Юрий Сергеевич, не хотел обидеть, но...
– Я купил пай на Выксунском сталелитейном заводе, - пояснил мгновенно остывший и пришедший в прежнее добродушие помещик.
– Так что бедую нынче без гроша в кармане. А обвинять в скупости и скопидомстве...
– Разве кто обвиняет?
– поспешил вмешаться отставной егерь.
– Вернёмся к нашему разговору, ваше благородие.
– Извольте.
– Так вот... мы говорили о пшенице, но читали ли вы газеты за последние полгода? Тон некоторых заметок, появляющихся с завидной регулярностью, позволяет предположить скорую острую потребность именно во ржи, так как ржаной хлеб составляет основу рациона... Вы понимаете?
– Запахло порохом?
– Мне так кажется.
– И где учат подобной внимательности при чтении газет?
Фёдор Савич сделал непонимающую физиономию:
– В каком смысле? После излечения и отставки я прослушал курс сельскохозяйственного училища императрицы Марии Фёдоровны, и более нигде не обучался.
– Возможно, - не стал спорить помещик.
– Но не пора ли начинать?
– Сейчас готово будет, - Фёдор Савич кивнул в сторону отца Михаила, незаметно покинувшего их и распоряжавшегося на паперти.
– Вот и стол
Батюшка не знал, откуда появилась традиция накрывать стол алым сукном, но митрополит Нижегородский и Арзамасский Антоний, на приёме у которого пришлось бывать несколько раз, уверял, будто бы в Петербурге по-иному и не делают. Чтобы не отставать от столичных мод и веяний, пришлось пожертвовать целым рублём, зато теперь никто не упрекнёт жителей Федякова их провинциальностью. Поверх сукна, ближе к правому краю, неизменный графин с водой.
– Господа мужики!
– начал отец Михаил, и замолчал, пережидая поднявшийся гул.
Подобное обращение к крестьянам давно вошло в привычку, но до сих пор вызывало оживление в толпе. Пришлось постучать по графину кохинуровским карандашом, после чего шум стих и можно было продолжить.
– Господа мужики!
– повторил священник и поклонился в сторону сидящего в кресле Федякова.
– И господин лейтенант... Мы собрались для принятия обязательств и, самое приятное, для получения задатков под будущий урожай. И благослови вас Господь! Прошу вас, Потап Захарович, начинайте.
Скромный чиновник государственного закупочного комиссариата, более обеспокоенный предстоящей заготовкой и перевозкой сливочного масла, чем процедурой оформления обязательств, придвинул к себе толстую тетрадь с висящей на шнурке сургучной печатью, и, устало вздохнув, крикнул:
– Подходите по одному!
Мужики замешкались, не решаясь выйти поперёд спокойно сидящего Федякова. Разве можно так не уважить барина? Пусть бывшего барина, но всё же...
– Давайте-давайте, - махнул рукой Юрий Сергеевич.
– Я не тороплюсь.
Тогда первым протиснулся сквозь толпу Фёдор Савич:
– Самохин я. Пиши пятьсот пудов ржи, да по триста пудов ячменя с овсом.
Отец Михаил расслышал завистливый вздох. Оно и понятно, на немалый урожай рассчитывал вольный хлебопашец, но народ-то знал сколько будет на самом деле - занизил Фёдор обязательства, чтобы осенью продать тому же комиссариату по более высокой цене. Хорошо крепкому хозяину, а многие с нетерпением ждали сегодняшнего задатка - кто собирался лошадёнку прикупить, кто дом подновить, а кто и просто от природной предусмотрительности. Мало ли засуха, а выплаченное назад никто не забирает.
– Извольте получить и расписаться, - чиновник зазвенел извлечённым из вместительного сундучка серебром, и протянул Самохину деревянную ручку со стальным пером.
– Грамоту знать изволите?
– А оформления в Зубцовский уезд Рыльской губернии не желаете ли?
– ледяным тоном, перенятым когда-то у полкового командира, осведомился Фёдор Савич.
Закупочный комиссар только сейчас удосужился взглянуть на стоящего перед столом человека, и слегка спал с лица:
– Простите великодушно, господин младший сержант! Совсем замотался, понимаете ли. Страда!