Парус и буря
Шрифт:
— А ты в самом деле думаешь еще вернуться в море? — поинтересовался Надим, забыв, что он уже не раз задавал этот вопрос.
— Обязательно.
— Когда же?
— В свое время, — уклончиво ответил Таруси.
— А почему бы тебе уже сейчас не заняться разгрузочными работами? Купил бы несколько баркасов…
— Это занятие меня не прельщает.
— Не хочешь связываться с Абу Рашидом? Боишься стать его конкурентом?
— Не боюсь, а не люблю я этого, конкуренцию там всякую. Не по мне все это. Я хочу быть капитаном, а не маклером. Вернуться и плавать
Надим промолчал. Мечты Таруси не совпадали с его планами. Что ему с того, если Таруси будет плавать в море, а Абу Рашид будет по-прежнему хозяйничать в порту? Вот если бы он стал конкурировать с Абу Рашидом, тогда ему и можно было бы помочь. Надим ничего не пожалел бы — и денег бы ему одолжил, и помещение помог арендовать, и баркасы купить.
— Как ты думаешь, не поехать ли нам вечером в ресторан к Ярко? — заговорщически подмигнув, предложил Надим, чтобы переменить тему разговора.
— Что ж, можно поехать и к Ярко, — согласился Таруси.
Абу Мухаммед, увидев, что они поднялись, мигом убрал все со стола и, как обычно, получил от Надима щедрый бакшиш. Ахмад побежал вызывать пролетку.
— Что-то я не вижу Абу Хамида? — спросил Надим, когда они уже сели в пролетку. — И у нас, в Шейх Захире, он давно не появляется.
— Я тоже давно его не видел, — ответил Таруси. — Наверное, от полиции скрывается.
— А за что они его преследуют?
— Не знаю… Вроде всех, кто симпатизировал Германии, уже выпустили. А его до сих пор разыскивают.
— Где же он прячется?
— В Шахэддине, где же еще?
— Ты бы послал за ним кого-нибудь. Пусть ко мне придет. И передай ему, чтобы никого не боялся. Я думаю, что с ним счеты сводят люди из Национального блока, он всегда их ругал.
— Не знаю. Ведь Исмаил Куса тоже из блока, а уж он-то его закадычный друг.
— Исмаил — известный пройдоха. Он и нашим и вашим. А Абу Хамид до сих пор, наверное, его не раскусил. Поэтому никак и не решится с ним порвать.
— А зачем тебе-то понадобился Абу Хамид?
— Уж не ревнуешь ли ты? — засмеялся Надим, хлопнув Таруси по плечу. — Мне нужны союзники, — сделавшись вдруг серьезным, добавил он. — Разве ты не слышал, что Национальный блок хочет наложить свою лапу и на Шейх Захир, нанести нам новый удар! Ну ладно, мы еще посмотрим, кто кого!..
ГЛАВА 5
Халиль Арьян на следующий же день после того, как его выгнали из порта, пришел поделиться своей бедой с Таруси.
В порту к Халилю подошли парни Абу Рашида и без обиняков сказали ему, чтобы он немедленно убирался восвояси и чтоб они его здесь больше никогда не видели. Сначала Халиль подумал, что они его разыгрывают. Человек он был безобидный, тихий, никогда никому зла не причинял и врагов вроде не имел. Но парни очень ясно дали понять ему, что они вовсе не шутят, пригрозив, что выкупают Халиля в море, если он появится хоть раз в порту. Халиль попытался было тоже пригрозить им, что пожалуется на них Абу Рашиду. Парни осыпали его отборной
Таруси молча выслушал Халиля. Он сразу понял, в чем дело: Халилю запретили рыбачить в порту из-за него. Теперь его долг — помочь Халилю, то есть принять вызов, брошенный, в сущности, ему.
— Приходи завтра, — сказал Таруси. — Что-нибудь придумаем. Будешь ловить рыбу в Батране.
Халиль медленно побрел в город. Солнце уже зашло, когда наконец он продал свой небогатый улов и с несколькими монетами в кармане направился домой. По дороге Халиль заглянул в винный погребок Тауфика. Попросил налить стаканчик арака, который тут же залпом осушил. Арак будто огнем обжег ему горло. Халиль невольно поморщился. Внутри тоже вдруг стало горячо.
— Не родился еще тот человек, который мог бы меня провести. Готов поклясться, Тауфик, чем угодно, что этот арак из смоковницы, а не из винограда, — сказал он, наверное чтобы как-то объяснить выступившие на глазах слезы.
— Тоже скажешь, — невозмутимо возразил ему Тауфик. — Чистейший виноградный арак тройного перегона.
— Клянусь Бутросом…
— Лучше не клянись, Халиль! Я никогда не продаю арака из смоковницы.
— Клянусь аллахом!..
— Ну что ты клянешься то Бутросом, то аллахом? Я же тебе сказал, что арака из смоковницы никогда у себя не держу. Тебе и другие люди могут это подтвердить!
Несколько человек, завсегдатаи погребка, добродушно улыбаясь, уставились на Халиля. В углу за маленьким столиком, как всегда за бутылкой вина, сидел Абу Хадар, в порванной рубахе, почти без единой пуговицы, и выцветшей старой куфии. Во рту у него, на верхней челюсти, торчал один-единственный острый, как клык, длинный зуб.
— А где же твоя рыба, Халиль? — спросил он.
— Была и уплыла.
— Что ж — рыбак, а сам без рыбы?
— Мало поймал, поэтому все и продал!
— Ну тогда забрось руку в карман, может быть, что-нибудь выловишь?
— В кармане у меня все на дне, а дна не достанешь.
— Опусти руку, да поглубже!
— Да нет ничего, Абу Хадар, пусто, клянусь аллахом!
— Ну вот, опять начал поминать аллаха, — вмешался в их разговор Тауфик. — Ты лучше скажи, куда девал свой улов?
— Я же сказал: ни клева сегодня, ни улова. Налей-ка стаканчик — пропущу стоя, чтобы залить горе.
— А почему стоя? С нами посидеть не хочешь?
— Теперь сидя не пьют, — огрызнулся Халиль, — Закон такой, говорят, вышел.
— Это с каких пор? И что это за мудрец издал такой, с позволения сказать, закон?
— Да разве неизвестно, — заметил Абу Хадар, — он сам издал для себя такой закон. «Пью с сегодняшнего дня только стоя» — решил, и все тут.
— Я вообще теперь ни стоя, ни сидя не пью в погребках, — попытался оправдаться Халиль.
— А чего же стакан держишь в руке?
— Это так, посошок на дорожку.
Все в погребке, даже Тауфик, засмеялись.
— Чего вы смеетесь? Разве без посошка до дому дойдешь?