Парус, ветер и любовь (сборник)
Шрифт:
Если корабль не найдёт свою гавань, а душа — свой приют, то корабль утонет, а душа улетит неведомо куда.
Небо очень голубое, солнце светит ярко. Тучи ещё не набрали силы, чтобы обрушить свой поток на притихшую землю.
Я стою на корабле и вижу свою уходящую жизнь.
И плыву дальше, но куда? Не знаю… Ветер дует в лицо.
Мачо
В
Инна любит сюда заглянуть, отведать кусочек вкуснейшего абрикосового пирога с творожной начинкой, посидеть, любуясь на Чистые пруды, запивая любование свежевыжитым ананасовым соком и наслаждаясь территориальной близостью со своим любимым театром. Такое случается не часто, но бывает.
Потягивая из трубочки сок, заметила за соседним столиком мужчину. Шевелюра роскошная, но седая, а усы тёмные. Интересно. А что, усы не седеют вместе с шевелюрой? Глянула — и уже не могла не смотреть на него.
Потихоньку поглядывала. Такой статный, сильный, притягательный. Мачо! Такое она ему дала определение. И вдруг он ей улыбнулся. Она ответила ему улыбкой. Взглядом спросил: можно ли присесть за её столик? Она тоже взглядом с улыбкой пригласила.
— Вы, я вижу, одна. Не скучно?
— Нет, здесь не скучаю никогда.
— Мороженое будете? Жарко всё-таки.
— С удовольствием!
— Какое? Фисташковое?
— Да-а-а-а! А почему именно фисташковое? Угадали! Я так его люблю!
— А я сразу это понял.
— Почему?
— Мне кажется, это Ваш любимый цвет, — продолжал улыбаться Мачо.
— Интересно, неужели с первого взгляда можно догадаться, кто что любит?
— Да что там любит, влюбляются с первого взгляда! Вы мне показались женщиной спокойной, а этот цвет спокойный.
— О, не скажите! Я бы не сказала, что я спокойный человек, но цвет действительно успокаивает.
Инна с интересом смотрела на этого Мачо и слегка улыбалась, а в глазах загорелся огонёк. Мачо говорил уверенно, хрипловато и с улыбкой, которая пряталась в усы, но слегка выглядывала. Взгляд цепкий, уверенного в себе человека. Подсел к женщине, скоротать время. Здесь проездом, через три дня улетает в Голландию. Инна любила новые, ничего не значащие знакомства. Поговорить, освежиться новыми впечатлениями для неё большое удовольствие, вместе с Чистыми прудами, её театром, апельсиновым соком и кусочком абрикосового пирога.
— Влюбляются, говорите, с первого взгляда? Случается… — задумчиво сказала Инна.
— Давно в Москве?
— Всю жизнь. Это мой город.
— А я проездом. Из Сибири. Через три дня еду в Голландию, по делам. Поехали со мной! Я много раз бывал в Амстердаме. Красиво там.
— Да Вы что? Через три дня! Я бы с удовольствием, при одном упоминании: Голландия, Амстердам — сердце так забилось! Но там же облако, аэропорты закрыты! — рассмеялась Инна.
— А мы с Вами облако разгоним и поедем в Новую Голландию — на остров в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга, ограниченный рекой Мойкой,
И он рассмеялся. Долго беседовали Мачо и Инна. Качался шатёр на Чистых прудах, им не хотелось прощаться.
Сиреневый туман
Какого цвета туман? Все считают, что сиреневого. Оля тоже так считала.
А особенно весной, когда цветёт сирень. В воздухе всё сиреневое. А у Оли теперь в памяти ещё сиреневое утро.
Пашка прислал телеграмму: «Проездом в Челябинск буду седьмого в семь утра Жду Целую Паша».
Оля читает, и улыбается, и бурчит себе под нос:
«Ну и бестолковый! Ни номера поезда, ни номера вагона. Как же я его найду? Ну, ладно. По расписанию посмотрю, какой поезд прибывает к нам в семь утра из Москвы в Челябинск. А там видно будет!» Всю ночь прокрутилась, боялась крепко уснуть, проспать всё на свете. Они так редко встречаются. Всё письма, письма, а телефонов не было. Увидеть дорогого Пашку, обнять, расцеловать, разглядеть тайну в его огромных сиренево-голубых глазах! Конечно! Они у него тоже сиреневые! Какими же они могут быть ещё в сиреневое утро?! А у него всегда в них улыбающаяся тайна.
Вот Оля добралась до вокзала, взглянула на расписание, поезд вычислила и стала слушать диктора о прибытии поездов. Поезд прибыл. Остановка двадцать минут. Оля на перроне туда-сюда глазами, не видит. Состав большой. Побежала вдоль вагонов от первого, заглядывает в окна.
В отчаянии, хоть кричи на весь перрон «ПАША!!!».
Наконец видит — бежит Паша от последнего вагона. Схватил её — и давай крутить! Поставил и отошёл в сторону:
— Дай я на тебя погляжу со стороны! Какая ты, ух, какая ты…
— Говори скорее, какая, а то поезд уйдёт!
— Ты — самая дорогая, любимая, лучшая, королева!
И больше не могли они оторваться друг от друга все эти двадцать минут. Объявили посадку. Они побежали к его вагону. Стояли на перроне до тех пор, пока поезд не поехал.
Кондуктор кричит и смеётся над ним:
— Прыгай скорее, влюблённый!
Оля долго бежала за поездом, а он на подножке махал ей рукой.
И утро было сиреневое, и ветер был сиреневый. И глаза у него сиреневые, и её слёзы расставания тоже были сиреневые.
И сиреневый туман…
Во всём виноват фильм
— Скучный фильм, тебе не показалось?
— Нет, мне понравился. Это в моём духе. Мелодрама и романтика. — Рита замолчала. Ей не хотелось его обсуждать сейчас. Он взволновал её, посеял грусть и тоску.
Её спутница Шурочка что-то ещё говорила про своё впечатление, смеялась, но Рита её не слушала. Она думала о своём. Музыка красивая, и актёры играли без лишних эмоций, всё на уровне взглядов и незначительных слов, но так сумели передать чувства двоих, что в данный момент хотелось только думать, мечтать и не обсуждать. Шурочка намного старше Риты. Никогда не была замужем и ни с кем никогда не встречалась. Она красивая, умная, но одна. Многие девушки её поколения остались одни, их кавалеры 1922 — 25 года рождения погибли на войне.