Паруса над волнами
Шрифт:
— Когда отплываем, начальник?
— Не отплываем, а остаемся зимовать здесь! — сухо сказал Подушкин.
Охотники переглянулись.
— Я объясню вам свое решение… начал Подушкин, но ему не дали договорить.
— Корабль исправен, надо выходить в море, — сказал старшина. — Мы не подряжались компании зимовать на островах. Мы — свободные люди.
Только сейчас Подушкин увидел, что у всех промышленников в руках ружья.
«Ого! Уж не бунт ли на корабле?»
— Вы что, бунтовать?! — крикнул он. — Вы знаете, что за это главный правитель вас всех посадит
— Мы не бунтуем, — закричали промышленники. — Пошто грозишь острогом? Нужно идти в Новоархангельск!
— Я сказал, что мы будем зимовать здесь!
— Не можно зимовать здесь, все перемрем от цинги! — закричали промышленники. — Не хотим холодать и голодать в Чучатке!
Подушкин беспомощно оглянулся и увидел спокойное лицо Калинина. Штурман стоял поодаль от него и посматривал на мостик.
Там, наверху, стоял, кутаясь в меховой плащ, Тертий Степанович Борноволоков. Наблюдал за тем, что происходит на палубе.
«Вот кто решит сомнения!» — ударило в голову.
— Стойте, ребята! — поднял руку Подушкин. — С нами едет новый правитель колоний, господин коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков. Пусть он будет судьей в сем многотрудном деле!
— Даешь! — закричали промышленники.
Борноволоков спустился на палубу, махнул рукой промышленникам:
— Разойдитесь, ребята! Дело не решается одним словом. Надо подумать.
Собрались в капитанской каюте — Борноволоков, старшина промышленников, Подушкин и Калинин.
Каждый вкратце изложил свое мнение о дальнейшем плаванье.
Борноволоков выслушал офицеров и старшину. Долго сидел молча.
Наконец заговорил тихо:
— По-моему, господа, нужно продолжать плаванье. Конечно, корабль стар, и опасно пускаться в море в зимние штормы. Можно было бы зимовать здесь. Но прав и господин старшина — на сухарях и солонине долго не проживем, а дичи на берегу нет. За сколько дней мы можем достичь Ситхи? — оборотил он лицо к Калинину.
— При благоприятном ветре за десять дней.
— А если ветры не будут благоприятствовать?
— Тогда по воле провидения…
— Господа, я не хочу, чтобы на борту были раздоры. Мне кажется, что опытность лейтенанта Калинина в плаваниях по холодным морям убеждает принять его план. Поднимем же якоря и — с богом!
На том разошлись.
Вечером Подушкин попросил аудиенции у Борноволокова.
— Ваше превосходительство, — обратился он к правителю, — когда мы выходили из Охотской гавани, я был назначен на «Неву» капитаном. По неопытности плаванья в северных морях я подверг опасности жизни доверенных людей и целостность груза. Прошу вашего соизволения быть штурманом при капитане Калинине…
— Вы отказываетесь от командования кораблем?
— Да.
— Причина?
— Лейтенант Калинин более опытен в этих водах.
— Хорошо. Я принимаю вашу отставку. Прошу — пришлите ко мне лейтенанта Калинина.
…Противные ветры бросали «Неву» назад.
Целый месяц потребовалось на то, чтобы пройти тысячу двести миль.
Калинин направил путь «Невы» к мысу Эджком, лежащему при самом входе в Ситхинский залив,
Две недели бесновался Тихий океан, то удаляя корабль от берегов, то снова вынося его к мысу Эджком, и тогда измотавшиеся вконец люди видели под низким небом вершину горы, которая как маяк указывала путь на недосягаемую Ситху. Наконец «Неву» отнесло так далеко на юго-запад, что Борноволоков велел править к Сандвичевым островам, в пояс теплой погоды и слабых ветров. Собрали совет. Обсудили предложение нового правителя и нашли, что мысль его весьма основательна. Но когда подсчитали запасы воды и продуктов, оказалось, что на переход не хватит…
Шторм понемногу стихал.
8 января 1813 года, вскоре после захода солнца, увидели влево высокий берег, по счислению курса и заключению Калинина — мыс Эджком. Берег открылся в то самое время, в которое ожидал его появления Калинин. Штурман торжествовал. Через час появилась на вид и знаменитая гора.
— Вот, господа, мы и дома! — воскликнул Калинин. — Господь привел нас, наконец, к месту.
В сумерки ветер упал до умеренного, «Нева» шла от трех до четырех миль в час. Все на борту успокоились. И хотя ночь надвинулась довольно темная, берег хорошо выделялся еще более темной массой на горизонте.
Под утро пришла пасмурность с дождем и закрыла все.
Однако Калинин велел продолжать тот же курс.
В Ситхинском заливе находится много подводных камней и есть достаточно сильный прилив, действующий неправильно, — высота его не всегда одинакова. Штурман сообщил об этом Борноволокову и Подушкину.
— Господа, я хорошо знаю сии камни. Требуется отменная осторожность, чтобы проходить залив ночью. Но барометр снова предвещает бурю, и только весьма худое состояние корабля заставляет меня отважиться на столь опасный поступок. Я боюсь, что, если крепким ветром нас отнесет обратно от берегов, мы все погибнем в море. Вот почему я решился не упускать благоприятный ветер и идти к Новоархангельску сейчас.
С ним не спорили. Все положились на его уменье.
Борноволоков и Подушкин разошлись по каютам. Калинин остался на мостике.
Часа за два до рассвета Подушкина поднял с койки отчаянный голос с бака: «Земля вплоть перед носом!»
Подушкин выскочил из каюты полуодетым, и первое, что увидел, была высокая, мокрая, покрытая сбегающими струями стена утеса. По палубе метались промышленники. Несколько человек навалились на колесо румпеля, пытаясь отвести «Неву» от смерти. Кто-то кричал, что нужно бросить якорь…