Паруса в огне
Шрифт:
— Штук шестьдесят. Потом посчитаю.
Это у нас так счет глубинкам, на нас сброшенным, велся. На каждую бомбу спичку откладывали. Чтобы не сбиться.
Опять грохнуло. Лодку качнуло. И что-то опять заскрипело под килем.
— Грунт скребем, — сказал Штурман. — Здесь галечное дно.
— Это радует, — нахмурился Командир. — Как бы к берегу нас не прижало, рули помнем. А всплывать нельзя. Немец на нас шибко осерчал.
Еще бы ему не осерчать. Танкер был бензином залит, пожар полыхал — будто все море горело. Кстати, и один противолодочный
Бомбежка в самом деле продолжалась. То вдали, то много ближе — даже покачивало нас порой, ощутимо.
А в лодке становилось все труднее. Воздух густел, тяжелел. Тускнели плафоны. Командир приказал всем лечь.
Я раскатал свою койку, улегся. И почему то чаще вздрагивал не от взрывов, а от зловещего скрежета под днищем, будто кто-то большой и зубастый пытался его прогрызть.
Забалагурил, как всегда в таких случаях, Одесса-папа:
— За что я люблю нашу службу? За то, что можно спокойно лежать на дне, ничего не работать и мечтать о хорошеньких одесситках, на которых я женюсь после войны. Вот, например…
— Отставить разговоры! — сурово прервал его Боцман. — Не порть воздух.
— Говорить нельзя, петь нельзя, а играть можно? Гитара воздух не портит…
И он тихо забренчал какую то грустную музыку. Хорошо, что не похоронную. На колыбельную похожую.
Я задремал. Вернее, в тяжелое забытье впал. В закрытых глазах мелькали оранжевые круги. Грудь теснило, в висках стучало молоточками по больному месту. Сквозь дрему слышались тяжкие вздохи, стоны, бормотанье…
— К всплытию! По местам стоять!
И нет ни дремы, ни стонов. Все заняли свои посты.
— Продуть центральную!
Все пошло как обычно. Продулись. Стрелка глубиномера дрогнула, пошла на чуть-чуть и замерла. Услышали скрежет, уже наверху, где-то над палубой. Кренометр ни с того ни с сего показал отклонение по вертикали в десять градусов. Стрелка глубиномера застыла намертво. Не всплываем! Морской черт держит.
— Осмотреться в отсеках! — пошла команда. — Провериться!
Команда — она и на глубине команда. Даже — тем более. Команду надо выполнять даже на последнем дыхании. Надо сказать, действовали хоть и с трудом, но четко. Пошли донесения в центральный пост. Все в норме. Снова попытка всплыть. И снова скрежет над головой и крен на правый борт.
— Присосались? — тревожно предположил Боцман. — Залипли?
— Куда присосались? — вспылил Штурман. — Галька под нами.
— О! — вдруг решился вставить Трявога. — А, может, товарищи капитаны, не снизу нас держить, а сверху не пущаеть.
У Штурмана глаза — два блюдца.
— Точно! Приливная волна, давление от глубинок — загнали нас, ну, скажем, в грот.
— Главное — не в гроб! — сказал Одесса-папа. — Из грота выберемся. А в гроб нам рано.
Так и оказалось. К берегу прижались, там скала, а в ней, на глубине, выемка. Нас туда и отдрейфовало.
Это все так. А выбираться? А дышать чем, пока выбираться будем? Мы ведь
— Действуем! — приказал Командир. — Всплытие минимальное!
Ювелирно лодку приподняли. Чтобы винты не сорвать и в свод не упереться.
— Меньше малого вперед! — такая неожиданная, неуставная команда.
Электрики осторожно, бережно запустили винты. Лодка чуть двинулась, уперлась.
— Меньше малого назад! — еще чуднее команда.
Сколько-то двинулись, винты грунт начали молоть. Стали. Это не то что в сети попались глупой рыбкой, это как в бочку нас загнали. И крышкой накрыли.
— Без паники! — сказал Военком. — Действуем дальше!
А дальше что? Военком припомнил, что еще до войны, на учениях, отрабатывали постановку на якорь под водой. Да мы вроде бы и так как на якоре.
Ладно, отдали в носу якорь. А Командир уже мысль подхватил.
— Право на борт! Левый двигатель — малый назад!
И что получилось? Якорь нос лодки держит, а корма в сторону моря движется. Помалу-помалу. Потом цепь чуть потравили — лодка еще дальше кормой на чистое вышла.
А мы все уже голые по пояс. От пота блестим, дышим как рыбы без воды. Шатаемся на каждом шагу.
— Продуть среднюю!
Смотрим, кому видно, на шкалу глубиномера. Пошла стрелка! Выбрали якорь. Всплыли. Отдраили все люки. На палубу выбрались. Ночь над нами звездная! Воздух — слов нет, какой прекрасный! Уж как же мы дышали! Будто только что родились, из мамкиного чрева на белый свет выбрались…
…Да, так наш первый рейд. Что в тот раз получилось? По расчетам Штурмана, мы в Вардё в одно время с транспортом угадываем. Но запаздываем — ни с моря, ни с берега атаковать не успеваем.
Командир со Штурманом переговариваются.
— Заманчиво получается…
— Риск огромный.
— Риск минимальный. Немцу в голову не придет, что советская лодка пойдет в торпедную атаку, проникнув в охраняемый фиорд. Наш шанс — внезапность.
Словом, принял Командир дерзкое решение — атаковать транспорт прямо в порту. Прямо у пирса его ко дну пустить. Вместе со всеми валенками.
Небывалое пока что решение. Потом-то такие атаки прочно в практику вошли.
Порт охраняется. На подходе мины на якорях стоят. Вход противолодочной сетью перегорожен. Так еще и в самом фиорде противолодочные корабли наготове стоят. Береговая батарея имеется. Другое дело — что нас совсем не ждут…
Штурман прокладку делает, очень внимательно. Подход к рейду Вардё сложный, по всему. Гряда подводная, минная банка. Разведка, кстати, эту банку нам обозначила, и у Штурмана она на карте имелась. Только вот одно дело мины на карте, а совсем другое — в море, под водой.
Ну ладно, мины пройдем. А вот сеть… Но и тут наш Командир необычное решение нашел.
Глубина на входе в фиорд довольно большая, сеть должна быть преградой для подлодок. А вот своим кораблям она мешать на входе-выходе не должна.