Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок
Шрифт:
— Это что, истерика? — робко интересуется наш стажер, студентик шефа, белобрысый Митя.
— Милый мальчик, ты так свесил, — отвечаю сквозь смех. — Кто тебе ждал, что Дымко его сделает на первом? Все прогнозы были — седьмой–восьмой раунд!
Они молчат. Митя пытается выплюнуть едва не заглоченную сигарету.
— Шеф уже у себя? — спрашиваю иначе, по–деловому.
Иду по коридору, стук каблуков такой, будто красная конница мчится. За спиной моей, в курилке, остается удивленная тишина.
* * *
Шеф сегодня не
Он не выспался. У него красные глаза, и майка наверняка несвежая. И чешется под лопаткой. И тухлый привкус во рту.
— Ну что же, Елена Викторовна… — начинает он официальную часть Марлезонского балета. Начинает вполне по инерции, как детская машинка с пружиной внутри.
И осекается, встретившись со мной глазами.
Я смотрю на него: немолодой усталый человек, добившийся в жизни кое–какого успеха, завидующий всем, кто стоит на полступеньки выше, страшно боящийся потерять доверие Большого Босса и соскользнуть на полступеньки ниже. Ожидающий объяснения с женой. Удрученный. Потный.
Мне кажется, что он сидит передо мной голый, и я вижу его синюю пупырчатую кожу, впалую грудь и жировые складки на животе.
Молчание становится неприличным.
— Э–э–э, — говорит он наконец. — Что–то случилось?
— У меня ничего, — улыбаюсь, и от этой улыбки он вдруг подтягивается, как сеттер, учуявший дичь. — Угостите сигареткой?
У него такой вид, будто он складывает в уме многозначные числа. Наконец лезет во внутренний карман пиджака и вытаскивает пачку «Парламента». Подносит, как завороженный, зажигалку.
— У меня идея классной программы, — сообщаю, глядя прямо в его воспаленные глаза. — Вот такая, — и показываю колечко из большого и указательного пальцев.
Елена
На полу лежит большой кусок ватмана — я три дня рисовала на нем витражные узоры. Теперь переношу узор с ватмана на прозрачные папки–файлики — по кусочку, по фрагменту, сперва черный контур, а потом заливка витражными красками.
На улице солнечно. Я смотрю на солнце сквозь цветное стекло — через то стекло, которое я уже оклеила. Цветной мир.
«…Бумажный кораблик плывет по реке.
Ребенок стоит на песке золотом,
В руках его яблоко и стрекоза.
Покрытое сеткой прозрачной крыло
Звенит, и бумажный корабль на волнах
Качается. Ветер в песке шелестит,
И все навсегда остается таким…»
Как хорошо, что не надо никуда уходить. Можно сидеть вот так, рисовать витражи, скоро вся кухня будет цветная, будто веселая средневековая часовня…
На дорожке перед подъездом нарисованы девочка с винтообразным бантиком и верблюд с мордой доброго идиота. Вспоминаю, что сегодня после обеда я собираюсь читать Туве Янссон, «Филифьонку в ожидании катастрофы», почти библейскую притчу, замаскированную под детское чтение…
Мне становится весело. Я сижу на подоконнике, болтаю ногами и смотрю, как
Лена
Выхожу из подъезда. Времени, как всегда, в обрез.
Соседка Лора машет издали рукой:
— Леночка, доброе утро! Мы смотрели вчера твою передачу!
Благосклонно киваю в ответ:
— Понравилось?
— Супер!
Бабушки с далекой скамейки машут руками, чтобы я, не дай Бог, не прошла мимо без приветствия:
— Добрый день, Леночка, смотрели передачку–то…
…Иду по коридору, как комета по траектории. Изо всех дверей и поворотов ко мне выскакивают метеориты, желая пересечь свой путь с моим:
— Лена, привет! Видел твою программу вчера…
— Елена Викторовна, шеф просил зайти…
— Лена, там у тебя на столе папочка от редакторов, посмотришь?..
— Лен, поздравляю. Молодец.
— Елена Викторовна…
Вхожу, как вламываюсь, в кабинет к шефу. При виде меня его глаза теплеют, приобретая сходство с двумя колечками колбасы «Салями».
Секретарша тут же приносит кофе.
— Лена, — говорит шеф. — Звонили финансовые партнеры… Хотят вложиться в проект.
— Поглядим, — говорю радушно.
* * *
Звонок на мой рабочий телефон.
— Алло… Это ты?
Это я. Кто же еще.
— Привет. Извини, что я пропал… У меня была командировка…
Очень хорошо. Внезапные командировки полезны для личной жизни.
— Я тут прочитал твое сообщение на автоответчике…
Ну, конечно. Не прошло и полгода.
— Я думаю, может быть, нам встретиться? Посидеть…
Ага–ага.
— К сожалению, я очень занята, — говорю легким, как бриз, и таким же прохладным голосом. — Будь добр, занеси мои книжки на проходную и оставь для меня. Спасибо.
И вешаю трубку.
* * *
Национальный конкурс красоты. Фуршет. Мисски полнят зал вперемешку с бомондом. Гул, звон, по полу тянутся кабели от осветительных приборов, то здесь, то там снуют мальчики с камерами на плечах и девочки с микрофонами, большими и черными, как адское «эскимо».
Стареющий актер обнимает за талии сразу четырех миссок. Останавливаюсь посмотреть — и все равно не понимаю, как ему это удается.
Хожу и тусуюсь. Меня иногда узнают. Представляют друг другу: это та самая, программа «Щели», помните?
Министры с женами, депутаты с женами, целый выводок звезд, попеременно жующих и дающих интервью. Опять–таки мисски.
И Дымко, от которого не отходят. Одна камера сменяется другой, не дают человеку поесть… Правда, ему, кажется, кроме апельсинового сока ничего не надо.
Я уже выпила два бокала шампанского, мне хорошо. Пришла в то самое состояние, за которое человек на многое готов: легко и весело, и не надо ни о чем думать. Зачем наркотики, зачем алкоголь, зачем электрод, вживленный крысе в голову… Вот для этого самого. Легко и весело.