Парящий дракон
Шрифт:
– Неужели?! – удивлённо воскликнула она. – Ведь это так просто писать стихи.
Хитоми развешивала бумажные полоски, испещрённые молитвами, напротив алтаря, дабы занять себя, скрыть свою неловкость и охватившее волнение.
– Сегодня холодный ветер… – сказал Моронобу, по-прежнему не касаясь деликатной темы.
– Да, в замке прохладно. Жаровни едва спасают, приходиться одевать несколько шерстяных кимоно.
Хитоми, наконец, нашла место для последней бумажной полоски, и пристально воззрилась на Моронобу. Он выдержал её взгляд, правда, это было отнюдь нелегко…
– Позвольте
Девушка рассмеялась.
– Конечно, хотя здесь всего-то не более ста жэней [54] … Если хотите, я попытаюсь научить вас принципам стихосложения, это не сложно.
– Почту за честь…
Хитоми и Моронобу, минуя пруд и изогнутый мостик, направились к Западному крылу Адзути.
Достигнув замка, они увидели, как ворота распахнулись: появился Нобунага в сопровождении своего отряда.
54
Жэнь – примерно 2,5 метра
Известие о смерти Главного советника Фусю тотчас облетело Киото и достигло замка Исияма, резиденции сёгуна Тоётоми. Прочитав послание от своего доверенного человека, он испытал двойственное чувство. Безусловно, хитроумный Фусю был его врагом: да, но каким! Несмотря ни на что, Тоётоми уважал советника, считая, что тот в совершенстве овладел ведением закулисных политических игр и запутанных, на первый взгляд не поддающихся пониманию, интриг.
В своё время Тоётоми приложил немало усилий, дабы из врага Фусю превратился в его союзника, но, увы… Теперь же сёгун получил известие о его смерти, и как ни странно, не испытывал ни радости, ни чувства удовлетворения. Неожиданно ему даже стало жаль старика, впрочем, ненадолго.
Сёгун наполнил изящную фарфоровую чашку земляничным вином, испив его он надеялся немного успокоится. Смерть Мико опечалила его, а ещё более он опасался за Тория, который мог снова вернуться к былому образу жизни. Неожиданно Тоётоми пришла мысль: сына надо женить! Безусловно, союз должен быть выгодным как в политическом отношении, так и в финансовом.
Сёгун осушил ещё одну чашку земляничного вина, предпочитая его сакэ и сливовому напитку. Запах земляники напоминал ему о детстве, которое он провёл в отдалённом замке, окружённом земляничными полянами… Как это было давно…
Тоётоми с наслаждением вдохнул аромат вина и поставил чашку на стол, мысленно перебирая кандидатуры предполагаемых невест из богатых кланов. Вскоре он пришёл к выводу, что почти все влиятельные кланы Четырёх морей – его верные союзники, правда, на данный момент. Не для кого не секрет, что союзы, даже самые крепкие распадаются весьма неожиданным образом.
Тоётоми направился в комнату Тории.
Сёгун застал сына, лежавшим на футоне, около жаровни. Рука его была перевязана.
– Я скорблю вместе с тобой, поверь мне, – начал разговор отец. Сын слабо отреагировал на его появление, переведя взгляд с картины, искусно изображавшей замок Исияма, на отца. – Мико была мне дорога, я провёл с ней множество незабываемых
Неожиданно Тория резко сел на футоне, скрестив ноги. Он смотрел чётко перед собой, раскачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик, совершенно не обращая внимания на боль в руке.
– Зачем ты это сделал? – спросил отец, глазами указывая на перевязанную руку сына.
То встрепенулся, перестал раскачиваться и неожиданно спокойно ответил.
– Я хотел боли, чтобы искупить свои грехи…
– Ты слишком молод, дабы они у тебя были.
– Всё равно они есть. Любой человек грешен.
– Ты рассуждаешь странно, ни как синтоист. Это напоминает мне…
– Христианство, – пояснил сын.
Сёгун удивлённо вскинул брови.
– Откуда ты узнал об этой религии. Насколько мне известно, португальцы проповедуют только в княжестве Оды Нобунаги.
– Я был там прошлой луной… – пояснил Тория.
Сёгун снова удивился, но не пришёл в негодование от столь необычного сыновнего поступка.
– С какой целью? Ода Нобунага – враг сёгуната.
– Я знаю. Просто хотел посмотреть на озеро Бива. Я много раз слышал, что оно красиво. И вот, когда я отправился в Киото, то не удержался и… Словом, я присутствовал на одной из проповедей в небольшом христианском храме, построенном на озере. Португалец говорил убеждённо, я ни разу не слышал, чтобы в синтоистских святилищах так читали проповедь…
– Христиане задели твою душу? – поинтересовался Тоётоми.
– Думаю, да. Ибо я молился нашим богам, чтобы они помогли Мико и не забирали её к себе, но… Они остались глухи к моим мольбам. Зачем мне верить в богов, которые не слышат, или не хотят слышать? В чём смысл веры?
Тоётоми задумался: он не знал, что ответить сыну…
– Веру каждый выбирает для себя сам. Если ты считаешь, что христианство отвечает твоим чаяньям, то я не смею возражать и переубеждать тебя… Бывало много случав, когда самураи верили в Аматэрасу, а позже – в Будду. От этого он не стали мне хуже служить. Это дело их совести…
– Мико сожгут на погребальном костре? – спросил Тория.
– Да, она же верила в Аматэрасу… А ты бы хотел, чтобы её похоронили по-христиански? Думаю, это невозможно, ибо человек должен принять веру при жизни… – пояснил Тоётоми. Тория, молча, смотрел на отца. Тем временем, сёгун сообщил: – Сегодня я получил известие из Киото – главный советник Фусю скончался в своем доме на улице Нидзё, и всё имущество завещал императорской казне. Насколько мне известно, за пятьдесят лет, что он служил Яшмовому дому, он скопил огромное богатство.
– Фусю – старый лис. Вы никогда его не любили… – заметил Тория.
– Любить надо женщин и своих детей. Врагов же – ненавидеть или уважать. К советнику я испытывал и то и другое. Он был слишком умён и слишком искушён в интригах…
– Что теперь?
Сёгун задумался: подходящий ли момент посвятить сына в свои планы? – пожалуй, что – да…
– Я думаю, тебе надо жениться, – решительно произнёс Тоётоми. – Ты зрелый мужчина, способный зачать здорового ребёнка. Нашему роду нужны наследники, я, увы, не вечен…