Пашка из Медвежьего лога
Шрифт:
– За гвоздь, однако, зацепился, - послышался за стеной ломкий мальчишеский голос, но сам Пашка не показывается, а лишь трясет косачами -явно дразнит.
Я хотел было втащить его, но парень, опередив меня, уже стоял на пороге в позе гордого охотника: дескать, взгляни, на что я способен, неужто не позавидуешь?!
– Где же это тебя угораздило, да еще двух?
– сказал я, с напускной завистью рассматривая птиц.
Пашка доволен, улыбается во весь рот. Стащив с головы ушанку, растирает ею грязный пот на лице.
– Из дедушкиной шомполки стрелял. Там же, по Ясненскому, где коз гоняли. Поедете?
– И, склонив набок голову, растопырив руки, он задергал плечами, пытаясь изобразить разыгравшегося на току косача.
– Как зачуфыкают да закурлыкают, аж дух замирает. Другие обзарятся - по-кошачьему кричат… Эх, и хорошо сейчас в тайге!
– Не соблазняй. Дела, Пашка, не пускают. Не до косачей.
Парнишка помрачнел. Неловко переступая с ноги на ногу, он выдернул из-за пояса косачей и равнодушно бросил их к порогу.
– Еще и не здоровался, а уж обиделся. Раздевайся, - предложил я ему.
– Значит, зря я вам скрадки налаживал на токах, - буркнул он, отворачивая голову.
– Думал, поедете, заночевали бы у костра, похлебку сварили из косача. Ну и вкусна же!
В кухне зашумел самовар, и Акимовна загремела посудой.
– Пить охота, - сказал Пашка.
– Я только нынче со своей кружкой пришел. У вас чашечки маленькие, из них не напьешься.
Он достал из кармана эмалированную кружку и уселся за стол.
– Ты где пропадал, Пашка, все эти дни?
– Каждый день после школы бегал в Медвежий лог на смолокурку, помогал дедушке. Мы с ним пни корчевали, а бабушка их на Кудряшке возила. Позавчера только управились. Школу кончу и будем смолу гнать: дедушке одному не управиться.
– Когда же ты уроки учил?
– Вечерами да рано утром, до школы… Я хочу у вас что-то спросить… Только дедушке не сказывайте, рассердится, а мне обижать его неохота. Можно мне в экспедицию поступить работать?
– И, не дожидаясь ответа, продолжал: -Я в тайге не хуже большого - любую птицу поймаю. А рыбу - на обманку, за мое почтенье! Петли на зайцев умею ставить. В прошлое воскресенье водил в тайгу городских ребят. Смешно: они, как телята, след глухариный с беличьим путают, ель от пихты отличить не могут. А я даже на днях дедушку пикулькой подманил вместо рябчика, Ох, уж он обиделся! Говорит: "Ежели ты, Пашка, кому-нибудь об этом расскажешь, портки спущу и по-настоящему высеку!"
– Ну, это уж привираешь… Как же ты мог дедушку-таежника обмануть?
– вызываю его на откровенность.
– Вам расскажу, только чтоб дедушке ни слова, - сказал он серьезно, подвигаясь ко мне и опасливо косясь на дверь.
– Вчера прибежал ночевать в зимовье к дедушке, да запоздал. Ушел он в лес, косачей караулить. Ну, и я туда же, его следом. Места знакомые. Подхожу к перелеску, где ток косачиный, и думаю: дай-ка подшучу над дедушкой. Подкрался незаметно к валежине, достал пикульку и пропел рябчиком, а сам выглядываю. Ухо у дедушки острое, далеко берег. Вижу: он выползает из шалаша, шомполку в мою сторону налаживает, торопится, в рот свою пикульку засовывает и поет: тии-ти-ти-тии. Я ему в ответ потихоньку: тии-ти-ти-тии… Он припал на снег, подкрадывается ко мне, а сам ружье-то, ружье толкает вперед, глаза варежкой протирает, смотрит вверх. Это он на ветках рябчика ищет. Я опять:
– Хорошо, что ты любишь природу, но, чтобы стать путешественником, нужно учиться и учиться. А у тебя с математикой нелады…
У Пашки сразу на лбу выступил пот. Парень отвернулся и торопливо допил чай.
– Что же ты молчишь? Или неправда?
– Вчера с дедушкой вместе решали задачу насчет автомашин с хлебом. Он говорит: "Умом я тут не соображу, мне нужно натурально, а пальцев-то на руках не хватает для счета - машин много". Он спички разложил и гоняет их по столу взад-вперед. Вспотел даже, разгорячился. Бабушка и говорит ему: "Ты бы, Гурьяныч, огурешного рассольцу хлебнул, может, легше будет, к автомашинам же ты непривыкший". Даже богу стала молиться, чтобы задача у нас с дедушкой сошлась.
– Ну что же, решил он?
– Нет, умаялся, да так за столом и уснул. А бабушка поутру баню истопила, говорит: "Еще, чего доброго, от твоих задач дед захворает, всю ночь бредил машинами".
– Это уж ты выдумываешь.
– Не верите?
– И Пашка рассмеялся.
– А сам-то ты решил?
– Решил… Только неверно…
– Слушай, Пашка, ты сегодня не ходил с отрядом пионеров паутину искать?
– Нет. А зачем она вам?
Я подробно объяснил Пашке, в чем дело.
– Надо искать в тайге, там уж наверняка крестовик живет. Надежда на тебя, выручай!
– А какой он, крестовик?
– У него по спине две темных полосы, напоминающие крест.
– А если я паука не найду, тогда совсем приостановится работа?
– вдруг спросил он.
– Да, работы остановятся, но до этого допускать нельзя, - ответил я.
– Так уж ты не подводи меня, постарайся…
Пашка вдруг весь загорелся, точно обожгла его какая-то мысль. Он вскочил, схватил шапку и, застегивая на ходу телогрейку, выбежал во двор.
– Косачей, косачей возьми!
– Я к дедушке побежал в зимовье, - крикнул он в окно и скрылся в сумраке…
…Прошел в бесполезных поисках и следующий день, Не было надежды и на Пашку, Что делать?..
В штабе уже заканчивался рабочий день. Вдруг слышу, кто-то ломится в помещение, не обращая внимания на окрик вахтера. Широко раскрывается дверь -на пороге кабинета появляется Гурьяныч с Пашкой. Оба раскрасневшиеся от быстрой ходьбы, возбужденные.
– Здравствуйте! К вам с удачей!
– говорит старик и поворачивается к Пашке.
– Выкладывай!
Пашка запускает обе руки в карманы телогрейки, достает спичечные коробки, а сам не сводит с меня сияющих глаз.
– Вот в этих коробочках по три кокона, - объявляет Гурьяныч.
– Куда столько!
– Это еще не все: принесли и живых крестовиков.
– И Пашка достает из-за пазухи несколько коробок, перевязанных цветными лоскутками.
– Все, как один, крупные. Вот этот - из дупла лиственницы, этот - из дровяника, этого поймал в остатке стога сена. Всех рассадил по разным коробкам, может, не одинаковая у них паутина.