Паспорт предателя
Шрифт:
— Они поймали меня в прошлый раз, потому что мой зажигательный карандаш не уничтожался огнем. Но новейшие карандаши сгорают целиком, так что от оболочки не остается ни малейшего следа.
Священник пожелал узнать подробности устройства новых карандашей. Возняк с готовностью удовлетворил его желания. Имеются разные сорта, объяснил он, и Берлин, как ему дали понять, весьма гордится ими. Принцип этого прибора остается прежним: фальшивый свинцовый кончик срезают в тот момент, когда карандаш надо пустить в ход, и кислород, входящий таким образом в узкую камеру с химическим веществом, воспламеняет это
— Преимущества нынешних карандашей в том, что для них уточнены сроки, — объяснил Возняк. — Одни взрываются в течение пяти минут, другие через четверть часа, а некоторые даже спустя несколько часов.
Возняк рассказал священнику о существовании «снарядов-пакетов»: химические вещества помещают в двух различных отделениях внутри пакета, имеющего самый заурядный вид. В нужный момент его можно смять, чтобы химикалии смешались, и бросить в мусорную корзину на пороховом заводе. Вскоре, в зависимости от того, когда химикалии в пакете соединятся, произойдет ужасный взрыв.
Диверсанту были известны и «овощные» зажигательные приборы: они действовали по тому же принципу, что и зажигательные карандаши, с той разницей, что химические вещества прятали во фруктах и овощах. Немцы, как заявил Возняк, усовершенствовали также яд, предназначенный для пищевых грузов. Они соорудили бомбу в форме консервной банки, на которую наклеивали поддельную этикетку обычного томатного пюре, распространенного в армии, а также экспортируемого за границу. Когда такую банку начинают вскрывать ключом для консервов, происходит взрыв и осколками убивает всех, кто находится на расстоянии двадцати футов. Это прибор легко спрятать в крупный груз консервов.
— Вы видите, — заключил Возняк, — что я следил за изобретениями. Я полагаю, у вас нет сомнений в том, что я могу быть вам полезным.
— Я не сомневаюсь в этом ни минуты, — сказал священник. — Приходите через пару дней, и, может быть, у меня будут хорошие новости.
Возняк ушел весьма довольный собой, считая, что произвел большое впечатление, но результат оказался обратным: священник решил сообщить о террористе в ФСБ.
Дня через два, когда Возняк вновь пришел в отель «Бристоль», священник сказал:
— Я сообщу о вас графу Вонсяцкому. Вы, конечно, знаете, кто он такой.
Священник отправился в имение «графа» в Коннектикуте. Белогвардеец слыхал о нем и рад был его видеть. Священник намеревался войти в доверие к Вонсяцкому, утверждая, что у него имеются в резерве и другие диверсанты типа Возняка, которые смогли бы пригодиться «графу». Ему хотелось сманеврировать таким образом, чтобы люди вроде Возняка были заняты установлением связей, а не организацией взрывов. Таким образом ФСБ в конечном счете смогло бы разоблачить крупную шайку диверсантов.
Вонсяцкий был хитер, но принял заявления священника за чистую монету и проглотил целиком приманку вместе с удочкой.
— На будущей неделе у нас важное совещание в отеле «Бисмарк» в Чикаго, — сказал «граф». — Я хотел бы, чтобы вы присутствовали.
На собрании в Чикаго священник встретился с четырьмя лицами, уже известными ФСБ. Это были Герхард Вильгельм Кунце — главарь «Германо-американского союза» в Нью-Джерси, достопочтенный Курт Мольцан — лютеранский пастор из Филадельфии и бывший офицер германской
У «графа» были крупные планы. Вместе с Кунце и Виллюмейтом он еще несколько лет назад установил ценные связи. Когда начнется война между Германией и США, — а это, уверял он, вопрос всего нескольких месяцев, — то Кунце и Виллюмейт смогу повести атаку на США одновременно на нескольких диверсионных фронтах.
Сам «граф», несмотря на свои аристократические претензии, поддерживал знакомства с руководящими работниками пороховых заводов Дюпона в Уилмингтоне (Делавэр) и различных авиационных и военных предприятий в штате Нью-Йорк и штатах Новой Англии, а также в армии, флоте, морской пехоте и пограничной береговой охране. Кунце, благодаря его положению в немецко-американских колониях, удалось устроить сторонников Гитлера на ответственные должности более чем в двадцати крупных предприятиях. То же сделал и Виллюмейт.
Планы передачи информации через Эбелла во время его периодических поездок по ту сторону Рио-Гранде предусматривали четыре способа. Первый — почтой из Мексики в Японию, — маршрут, дававший возможность обойти британскую цензуру. Вонсяцкий боялся британских цензоров и не хотел сталкиваться с ними в тех случаях, когда этого можно избежать. Второй способ — с курьерами, работающими на японских кораблях, которые останавливаются в мексиканских портах. Третий — с помощью подпольных коротковолновых радиопередатчиков. Вонсяцкому было известно, что у мексиканского правительства нет ничего, подобного американским контролерам, снабженным аппаратурой, которая моментально улавливает и определяет местонахождение коротковолновых радиостанций. Четвертый способ — непосредственный контакт с японскими подводными лодками, которые всплывают на поверхность в мексиканских водах. Кунце должен был связаться с этими лодками, либо выходя навстречу в открытое море на рыбачьем ялике, либо устанавливая место встречи на берегу, куда подводники могли бы высадиться с резиновой шлюпки.
Записи не были единственным типом информации, которую Вонсяцкий намеревался переправлять за границу с помощью Кунце. После провала шайки Дюкена, а вместе с ней и курьеров, немцам и японцам становилось все труднее переправлять громоздкие предметы, как, например, образцы новых снарядов, противогазов и оружия. Тот факт, что Кунце уже давно ездил в оба конца через границу у Эль-Пасо, теперь, как подчеркнул «граф», делает его наиболее способным продолжить работу, оставленную курьерами Дюкена помимо их воли.
Священник узнал многое в отеле «Бисмарк». Когда Вонсяцкий кончил говорить, священник предложил привлечь Возняка и сумел так удачно повести дело, что тому велели временно воздержаться от диверсионных актов.
— Я достану средства на расходы, — сказал «граф».— Моя жена очень богата и никогда не спрашивает, куда я деваю деньги. Разумеется, она не знает, что я работаю на Германию и Японию.
«Граф» был чванливый и тщеславный субъект. Он закурил сигарету и, прохаживаясь взад и вперед, дал понять присутствующим, что собирается занять высокий пост в Берлине или в Токио — где ему вздумается,— после того как «высшие расы заставят США занять подчиненное положение».