Пассажир «Полярной лилии»
Шрифт:
— Что ты говоришь?
— Что у вас ничего не получится.
— Капитан Жорис уже был ранен, когда попал на судно? Или его ранили по дороге? Или уже в Скандинавии?
Он не ждал ответа.
— Вы втроем продолжаете каботажные плавания, как и раньше, но не удаляетесь от северных районов, ждете письма или телеграммы, где вам было бы указано время и место встречи. На прошлой неделе вы стоите в Фекане, где Мартино вас впервые встретил. Большой Луи узнает, что капитан Жорис был найден в Париже в престранном состоянии и что его привезут в Вистреам. Он приезжает сюда на поезде. В доме капитана никого нет. Он оставляет сестре
Мегрэ вздохнул, не торопясь, раскурил трубку.
— Ну, вот мы и подошли к концу. Приезжает Мартино. Вы возвращаетесь в Вистреам вместе с ним. Мартино покидает судно при входе в порт — доказательство того, что он не хочет быть увиденным. Встреча между ним и Большим Луи на драге… Ваше здоровье!
Он налил джина, выпил, чувствуя на себе мрачные взгляды моряков.
— В общем, чтобы все понять, остается только узнать, зачем Большой Луи ходил к мэру, в то время как Мартино направлялся в Париж. Странное поручение: надавать тумаков человеку, который столь разборчив в знакомствах.
При воспоминании об избиении мэра Большой Луи невольно расплылся в счастливой улыбке.
— Вот так, друзья мои! Теперь запомните хорошенько, что все в конце концов объяснится. Так не лучше ли сразу?
Мегрэ выбил трубку о каблук, закурил другую. Селестен попросту спал: храпел с открытым ртом. Большой Луи, наклонив голову, уставился в грязный пол. Ланнек напрасно пытался взглядом спросить совета, что делать.
Наконец капитан пробормотал:
— Нам нечего сказать.
На палубе послышался шум, как если бы упало что-то тяжелое. Мегрэ вздрогнул. Большой Луи высунул голову в люк, так что на лестнице виднелись только его ноги. Если бы он вылез, комиссар, очевидно, последовал бы за ним. Теперь слышался только шум дождя и скрип шкивов. Сколько это длилось! Не более полминуты. Большой Луи спустился, волосы у него прилипли ко лбу из-за воды, струящейся по лицу. Он ничего не объяснил.
— Что это такое?
— Тали.
— То есть?
— Один из шкивов ударился о релинги.
Капитан подбросил угля в печку. Поверил ли он тому, что сказал Луи? Во всяком случае, Луи не отвечал на его вопросительные взгляды. Он потряс Селестена за плечо:
— Иди поставь шкот на бизань-мачте.
Матрос тер глаза, ничего не понимая. Пришлось повторить ему еще раз. Тогда он надел плащ, надвинул на голову зюйдвестку, поднялся по лестнице, все еще полусонный, недовольный, что приходилось выходить на холод и дождь. Слышно было, как он стучал своими сабо, передвигаясь по палубе прямо над их головами. Большой Луи налил себе по меньшей мере шестой стакан, но нисколько не пьянел. Все те же неправильные черты лица, немного опухшего, глаза навыкате. У него был вид человека, уныло бредущего по жизни.
— Что ты думаешь об этом, Большой Луи?
— О чем?
— Чудак! Ты подумал о своем положении? Разве ты не понимаешь, что расплачиваться придется тебе? Сначала — твое прошлое: бывший каторжник! Потом ты становишься хозяином этого судна, хотя у тебя не было ни гроша. Жорис не хотел тебя больше видеть у себя в доме, потому что ты слишком часто выколачивал у него деньги… «Сен-Мишель» находится в Вистреаме в ночь похищения капитана!.. Ты здесь в день его отравления… В довершение всего твоя сестра получит по завещанию триста тысяч франков.
Думал ли вообще о чем-нибудь Большой Луи? Взгляд его совершенно ничего не выражал; бесцветные
— Что он там делает? — встревожился Ланнек, глядя на полуоткрытый люк, откуда в кубрик стекала вода, образуя лужицу на полу.
Мегрэ выпил немного, но достаточно, чтобы кровь ударила ему в голову, особенно в этой запутанной обстановке. Достаточно и для того, чтобы впасть в несколько мечтательную задумчивость. Теперь, когда Мегрэ знал всех членов экипажа, он довольно хорошо представлял себе жизнь их на борту «Сен-Мишеля». Один — на кровати, почти всегда одетый. На столе — неизменная бутылка и грязные стаканы. Другой — на палубе, слышен стук его сапог или сабо. И потом этот глухой, беспрестанный шум моря… Слабо светящийся компас… Свет фонаря, болтающегося на фок-мачте… Глаза, устремленные в темноту, ищут светлячок маяка… Пирсы, разгрузка… Два-три дня безделья, которые проходят в основном в бистро, похожих одно на другое…
Наверху послышался какой-то неясный звук. Большой Луи, кажется, тоже погрузился в тяжелую дремоту. Маленький будильник показывал уже три часа. Бутылка почти пуста… Ланнек зевнул, поискал сигареты по карманам…
Наверное, вот так, в этой атмосфере парника, с запахами человеческого жилья и горящей печки и провели они ту ночь, когда исчез капитан Жорис… Сидел ли он тогда вместе с ними, выпивая, борясь со сном?
На этот раз на палубе послышались голоса. Из-за сильного ветра до кубрика доносились только отдельные звуки. Мегрэ встал, нахмурил брови. Ланнек наливал себе в стакан; подбородок Большого Луи касался груди, глаза его были полузакрыты. Мегрэ нащупал револьвер в кармане, поднялся по ступенькам почти отвесной лестницы. Люк был такой ширины, чтобы через него мог пролезть человек, а комиссар был широк в плечах и массивен. Поэтому он даже не смог защищаться: едва голова его показалась на поверхности палубы, как на рот ему накинули повязку и завязали ее на затылке. Это сделали люди, находившиеся наверху: Селестен и еще кто-то. В то же время снизу у него выхватили револьвер и связали ему руки за спиной. Мегрэ сильно лягнул ногой и ударил что-то, кажется чье-то лицо. Но уже в следующее мгновение ноги ему опутал канат.
— Тащи! — равнодушно сказал Большой Луи. Это оказалось самым трудным: Мегрэ был тяжелый. Снизу его подталкивали, сверху тащили.
Дождь падал отвесной стеной. Ветер врывался в бухту с неслыханной силой.
Мегрэ показалось, что он разглядел четыре силуэта, но было совсем темно: фонарь погасили. К тому же резкий переход от тепла и света к ледяной тьме сбивал с толку.
— Раз… два… хоп!
Его раскачали, как мешок; он подлетел довольно высоко и упал на мокрые камни пирса, большой Луи подошел к нему, осмотрел веревки, чтобы убедиться в их прочности. На секунду лицо бывшего каторжника приблизилось к лицу Мегрэ. Ему показалось, что Луи проделывал все это с мрачным видом, как самую тягостную работу.
— Нужно будет сказать сестре… — наш он.
Что сказать? Он и сам не знал. На шхуне слышались быстрые шаги, скрип, отдаваемые вполголоса распоряжения. Кливера были поставлены, по мачте медленно поднимался грот.
— Скажите ей, что когда-нибудь мы еще увидимся… И с вами — тоже, может быть…
Он тяжело вскочил на судно. Лицо Мегрэ было повернуто в сторону моря. Фонарь на конце фала доставал до верха мачты. Около штурвала виднелся черный силуэт.
— Отчаливаем!