Пассажир
Шрифт:
Целый час после расставания с гаишниками Клава не произнесла ни слова. Она сидела, поджав губы, нервно играя пальцами на пластиковой панели. По-видимому, готовилась. Потом ее прорвало.
— Сёма, ты — тряпка! — заявила она в качестве почина. — На тебе ездят все, кому ни лень. И даже те, кто сам уже не в состоянии передвигаться.
В другое время он счел бы ее шутку достойной похвалы. Но обстоятельства не позволяли ему расслабиться.
— А что, по-твоему, я мог сделать? — закричал он. — Побежать от них и получить
— Ты мог бы соврать, что у тебя больная жена.
Ну, нет. Она еще будет его учить.
— Больная! Да ты посмотри на себя! На тебе только мешки таскать! Лицо ни в одно зеркало не влезает!
За последнюю фразу он вполне заслуженно получил по уху сумочкой, но благоразумная Клава тут же спохватилась, потому что «Жигули» сильно вильнули в сторону.
«Потерпим до дома», — решила она, но рта закрывать не собиралась.
Нельзя сказать, что Семён узнал о себе что-нибудь новенькое, но некоторые эпитеты пришлись ему по душе. Как всякий подлинный любитель словесности он умел ценить остроту и изящность прямой речи.
В самом разгаре склоки Клава неожиданно замолчала, а ее глаза сделались значительно круглее обычного.
— Ты слышал? — испуганно, почти шепотом произнесла она.
— Что?
— Не прикидывайся. Я по твоей мерзкой физиономии вижу, что слышал.
— О чем ты, дорогая?
— Останови машину!!! — завизжала она.
Семён понял, что если он сейчас не выполнит ее просьбу, то она сама вцепится в педаль тормоза. Хоть даже и зубами. Истеричка. Он съехал на обочину и включил аварийку.
— Ну? — раздраженно обратился он к жене.
— Значит, не слышал? — продолжала гнуть свое Клава.
— Не слышал.
— Зато слышала я. Иди и посмотри, что там происходит в багажнике.
— Почему я? Это не мои галлюцинации.
— Сёма!!!
Он вышел из «шестерки», от души хлопнув дверью, и открыл ключом багажник. Пакет лежал на месте. Да и где же еще ему быть?
— Ой! Надо же! Шевелится! — притворно заголосил Семён.
— Открой мешок и проверь, — донеслось из салона.
— Ну, знаешь, это переходит все границы!
Он вернулся обратно на водительское место и, не слушая больше упреков, вырулил на дорогу. Клава насупилась, переводя ссору в следующую стадию. И то ладно.
Прошло еще минут десять, прежде чем она заголосила снова. Но на этот раз Семён тоже услышал какие-то неприятные звуки, доносящиеся сзади. Как будто кто-то колотил кулаком по кузову. И остановился сам, без лишних Клавиных слез.
«Главное — спокойствие, — приказал он себе. — На дворе — солнечный день, на трассе — полно машин, и мы не в Трансильвании какой-нибудь, слава Богу! Сейчас все разъяснится».
— Ты бы вышла, прогулялась, — посоветовал он Клаве. — А то мало ли что.
Повторять два раза не пришлось. Послушная супруга выскочила из «шестерки» гораздо быстрее, чем она делала все эти
Нужно признаться, что руки его немного подрагивали. Не от страха, конечно, а от возбуждения, что ли. Естественно, никаких мыслей об ожившем покойнике у него и в помине не было. Скорее всего, эти олухи из внутренних органов затолкали в мешок живого человека, ошибочно посчитав его мертвым. Им лишь бы поскорее проблему сбыть с рук, а там хоть трава не расти. Но по дороге он, видимо, очухался от тряски и стал проситься на волю.
В этом логическом месте Семен поймал себя на мысли о том, что лучше бы уж пассажир оставался мертв. Слова сержанта о хлопотности живых существ прозвучали теперь в его голове пророчески. Не хотел покойника — на вот тебе живого. Что он за человек, каких бед натворил до того, как очутился в мешке? И самое главное — что теперь у него на уме? Не примет ли он добропорядочную семью, можно сказать, своих спасителей за каких-нибудь проходимцев?
Именно поэтому осторожный Семен сначала слегка приоткрыл багажник и пошурудил там монтировкой, а уж потом медленно откинул крышку до конца.
Ничего не изменилось с момента последней проверки. Пакет все так же мирно лежал, застегнутый на молнию до самого верха. Не шевелился, звуков не издавал. Семен слегка покачал его и даже позвал:
— Эй! Ты живой?
Тишина.
— Ну что там? — в нетерпении закричала издалека Клава.
— Мертвее мертвого! — отозвался Семен. — Черт знает, что такое!
— А ты пульс у него пощупал? — снова подала голос жена.
Семен собрался, было, обложить ее по матери за такие советы, но потом прикинул, что в ее словах имелось-таки рациональное зерно.
Держа монтировку наготове, он двумя пальцами свободной руки ухватился за язычок молнии и медленно потянул его вниз. С неприятным скрежетом молния поддалась, обнажая лицо покойника мужского рода. Вопреки Семиным страхам оно не несло на себе повреждений, синяков и прочих кровавых признаков. И, кроме того, выглядело вполне симпатичным. Тогда Семен, осмелев, опустил замок еще ниже, до самого пояса, чтобы добраться до кистей рук.
— На какой руке пульс нужно щупать? — уточнил он у всезнающей Клавы. — На левой или на правой?
— Все равно, — ответила она.
— Да нет же! Я помню, как нас учили в институте оказанию первой помощи. Это должна быть вполне определенная рука. Только я забыл, какая именно.
— Кретин!
«Пощупаю на обеих», — решил он.
Он склонился над трупом, приподнимая его руку, нашел, как ему показалось, правильное место и приложил туда свой большой палец. Он отчетливо услышал стук исправно работающего сердца, но оно оказалось его собственным. А вены пассажира пульсировать напрочь отказывались.