Passiflora (сборник)

Тэффи Надежда Александровна

* * *

Я тебя целую греховно, как блудница! Оторвать не могу я губ своих и рук! Бьется, умирая, моя белая птица От стыда и счастья неутолимых мук! В пламенном бреду я слышу чьи-то стоны И знаю, не одна я в этот смертный час — Ослепленный ангел с поруганной иконы Плачет надо мною кровью мертвых глаз.

* * *

Поет мой сон… Не сплю и сплю, и внемлю — Цветами, травами звенит свирельный луг. И, черной раною разрезывая землю, Стальной струной гудит тяжелый плуг. Глубокой борозды разметывая бремя, Он путь готовит новому стеблю, В бессмертие земли златое бросив семя… О,

мой единственный, как я тебя люблю!

* * *

Иду по безводной пустыне, Ищу твой сияющий край. Ты в рубище нищей рабыни Мой царственный пурпур узнай! Я близко от радостной цели… Как ясен мой тихий закат! Звенят полевые свирели, Звенят колокольчики стад… Ты гонишь овец к водопою — Как ясен твой тихий закат! Как сладко под легкой стопою Цветы полевые шуршат! Ты встанешь к стене водоема, Моим ожиданьям близка, Моею душою влекома В далекие смотришь века… Замучена зноем и пылью, Тоскою безводных степей, Так встречусь я с тихой Рахилью, Блаженною смертью моей…

Весеннее

Ты глаза на небо ласково прищурь, На пьянящую, звенящую лазурь! Пьяным кубком голубиного вина Напоит тебя свирельная весна! Станем сердцем глуби неба голубей, Вкусим трепет сокрыленья голубей, Упоенные в весенне-синем сне, Сопьяненные лазури и весне!

Ля-Э-Ли!

О, как сладко быть любимой Принцем Ля-Э-Ли, В красоте неизъяснимой Сказочной земли! Взять свое благоуханье Лилии могли Только от его дыханья — Принца Ля-Э-Ли! И когда рубин проснулся В каменной пыли — Это значит – улыбнулся Томный Ля-Э-Ли! А когда он засмеется, Знойный Ля-Э-Ли, Стая алых птиц несется В солнечной дали! И когда во мне незримо Песни зацвели, Это значит – я любима Принцем Ля-Э-Ли!

* * *

К-е

Быть может, родина ее на островах Таити… Быть может, ей всегда всего пятнадцать лет — Вот почему надет – витой из тонкой нити — На смуглой ножке золотой браслет. И если о любви она поет – взгляните, Как губы у нее бледнеют и дрожат… Должно быть, там у них, на островах Таити, Любовь считается смертельный яд!

Георгина

Выше всех цвела георгина В голубом китайском саду. Ее имя уста мандарина Называли в лунном бреду. Прилетали звенящие пчелы, И в ее золотой бокал Погружали злые уколы Острия ненасытных жал… Знал ли кто, что она, георгина, Выше всех в голубом саду, Что ее уста мандарина Призывали в лунном бреду?..

* * *

На острове моих воспоминаний Есть серый дом. В окне цветы герани, Ведут три каменных ступени на крыльцо… В тяжелой двери медное кольцо. Над дверью барельеф – меч и головка лани, А рядом шнур, ведущий к фонарю… На острове моих воспоминаний я никогда ту дверь не отворю!

Северное

Печален стон лебединых струн О нашей сказке юной. О том, как жил ты, мой ясный Рун, Со мной, с твоей Годеруной… О,

жизнь голубая вдали от людей, От черной их злобы и страсти!.. Я ночью ходила скликать лебедей, Чтоб им рассказать о счастье… Вскипал над пучиной бушующий вал Под злым дыханьем Буруна… Мой ясный Рун, ты меня позвал — С тобой твоя Годеруна! «Мы вместе, – сказал ты, – мы вместе должны От снов золотого предела На темную волю вольной волны Идти вдохновенно и смело!..» Очнулась одна я на острой скале — Звезда надо мной тосковала О той голубой незабытой земле, Где я лебедей скликала. Печален стон лебединых струн О нашей сказке юной! О том, как жил ты, мой ясный Рун, Со мной, с твоей Годеруной!

* * *

Как я скажу, что плохо мне на свете, Когда фиалками цветет далекий Юг, Когда рубин горит на чьем-нибудь браслете И где-нибудь звенит свирелью луг?.. Как я скажу, что счастья нет весною, Когда, быть может, в предрассветном сне, Моя любовь, оплаканная мною, Ты вновь придешь, ты вновь придешь ко мне!..

* * *

Меня любила ночь, и на руке моей Она сомкнула черное запястье… Когда ж настал мой день – я изменила ей И стала петь о солнце и о счастье. Дорога дня пестра и широка — Но не сорвать мне черное запястье! Звенит и плачет звездная тоска В моих словах о солнце и о счастье!

* * *

Мне сегодня как будто одиннадцать лет — Так мне просто, так пусто, так весело! На руке у меня из стекляшек браслет, Я к нему два колечка привесила. Вы звените, звените, колечки мои, Тешьте сердце веселой забавою. Я колечком одним обручилась любви, А другим повенчалась со славою. Засмеюсь, разобью свой стеклянный браслет, Станут кольца мои расколдованы, И раскатятся прочь, И пусть сгинет их след — Оттого, что душе моей имени нет И что губы мои не целованы! 1915

* * *

Ch^ateau de miel, медовый замок, И в нем звенит моя пчела, В томленьи шестигранных рамок — Духов и сладости и зла. Но солнце ярый воск расплавит И темный улей загудит, И свой полет пчела направит В лазурно-пламенный зенит. И звоном златострунной лютни Споют два легкие крыла: «За мной, тоскующие трутни, Из мира сладости и зла! За мной, к земным пределам счастья, Вонзаясь в голубую твердь, В блаженном чуде сладострастья Приять сверкающую смерть!» Но луч угас… В свой темный замок, В Ch^ateau de miel пчела вползла, В томленье шестигранных рамок — Духов и сладости и зла…

Эруанд

Разгоралась огней золотая гирлянда, Когда я вошла в шатер, Были страшны глаза царя Эруанда, Страшны, как черный костер! И когда он свой взор опускал на камни, Камни те рассыпалися в прах… И тяжелым кольцом сжала сердце тоска мне, Тоска, но не бледный страх! Утолит моя пляска, как знойное счастье, Безумье его души! Звенит мой бубен, звенят запястья — Пляши! Пляши! Пляши! Кружусь я, кружусь все быстрее, быстрее, Пока не наступит час, Пока не сгорю на черном костре я, На черном костре его глаз!.. И когда огней золотая гирлянда, Побледнев, догорит к утру, — Станут тихи глаза царя Эруанда, Станут тихи, и я умру…