Пастораль с городскими мотивами

Седлова Валентина

* * *

Захарыч мерил шагами кабинет, чувствуя себя, как загнанный в охотничью ловушку зверь. Обложили, сволочи! Со всех сторон обложили! И как назло, даже понадеяться не на кого! Все разбежались, как крысы с тонущего корабля! Да еще со Светкой пришлось больше часа разбираться, столько времени потерял! Такую истерику закатила, что вспомнить страшно. И ведь даже не понимает, как ей, дуре, повезло: подумаешь, без волос осталась! Могли ведь и изуродовать, и просто кончить! С Питоном шутки плохи, это факт. Впрочем, раз он Светку в живых оставил, значит,

дает ему, Захарычу, последний шанс уладить все миром. Только вот как это сделать-то, кто б подсказал? Может, послать Питону фуру е водителем, чтоб всегда под руками была? Так ведь без графика никогда не угадаешь, когда он следующую поставку запланировал. Может, завтра, а может быть, и через месяц. Нет, не выход. Да и свободных машин нет, все в разъездах. Клиенты как один озверели, телефон от их звонков уже раскалился, прямо дурдом какой-то! Где они все, спрашивается, месяц назад были, а?

Мечта заполучить Гелькин ежедневник и, как по мановению волшебной палочки, восстановить утраченные данные превратилась для Захарыча в идею фикс. Впрочем, не менее сильным было желание собственноручно придушить Гельку, по милости которой приключились такие серьезные неприятности. И как назло никаких сведений от бригады! Нашли они ее, не нашли?! Эх, что же де-лаТь-то?

Захарыч схватил мобильный и без особой надежды на успех набрал номер Косяка. В трубке раздались гудки, а затем короткий щелчок.

— Алло! Алло! — заорал Захарыч, не веря своим ушам. — Где эта гадина?!..

* * *

Больше всего на свете Герману хотелось есть. Навязчивый образ накрытого стола, ломящегося под тяжестью яств, преследовал его, доводя до исступления. Даже страх куда-то девался, уступив на время свое место чувству голода. Поэтому когда снаружи послышались голоса вернувшихся бандитов, Герман, позабыв про осторожность, бросился к двери и заголосил:

— Я требую покормить меня! Это бесчеловечно! Я могу умереть от истощения!

Бандиты расхохотались, но относился ли их хохот к его воплям, или у них нашелся другой повод для веселья, Герман не понял. Он еще покричал, призывая обратить внимание на его бедственное положение, но увы: похоже, про него элементарно забыли. Или заранее списали в расход, что еще вероятнее.

От последней мысли у Германа по спине пробежал мерзкий холодок. Неужели и вправду пошел последний день его жизни? Как же все нелепо повернулось! И он хорош, не сообразил сразу сказать похитителям, что Ангелина больше не имеет к нему никакого отношения! Или вовсе соврать, что не знает такую женщину. Хотя бесполезно: эти изверги, скорее всего, ему бы не поверили.

Неужели спасения нет?! Герман запоздало сообразил, что вместо того, чтобы жалеть себя и хныкать над несчастной судьбой, стоило бы попробовать сбежать из башни. Сделать подкоп или добраться до окошка и спрыгнуть через него на землю. Да, опасно — но так у него оставался хотя бы шанс. Судя по раздающимся из-за двери репликам, Ангелины с бандитами нет. Значит, их вылазка прошла впустую? Или, напротив, с его подругой уже покончено? Как бы то ни было, следующий на очереди — он.

Значит, надо молчать. Притаиться

и сделать вид, будто его вообще нет. Кто знает, может быть, про него забудут? И тогда появится крохотный шанс на чудо. На то, что в один прекрасный момент распахнутся двери и вместо опостылевших бандитских рож он увидит людей в серой форме. Его спасут, накормят и отвезут домой. И когда-нибудь он сможет забыть эту ужасную неделю, как кошмарный сон.

Пока Герман предавался мечтам об освобождении, Косяк и компания обсуждали, как именно преподнести Захарычу известие о том, что Гелька нашлась, но без ежедневника, и стоит ли вообще ему что-либо говорить. Мнения разделились. Самые осторожные считали, что попадаться Захарычу под горячую руку не стоит. Лучше собраться с силами, выволочь наконец-то девку из деревни и только после этого звонить и сообщать, что птичка в клетке. Косяк же придерживался иной точки зрения:

— Вы что, совсем охренели? Мы его который день подряд динамим! И между прочим, где у нас гарантия, что ему по-прежнему нужна эта баба?!

Может быть, он уже все проблемы давным-давно решил и ему до этой Ангелины уже никакого дела нет? А тут мы к нему на порог пожалуем с двумя пассажирами на борту, вот он будет рад! Так что можете со мной не соглашаться, но я звоню Захарычу — и точка!

— А если шефу и вправду девка уже не нужна, тогда что? И куда мы хахаля ее денем?

— Вот сначала узнаем, нужна или нет, тогда и будем решать. У кого-то есть другое мнение? — Косяк обвел подручных тяжелым взглядом. Возражающих не нашлось.

Косяк включил мобильник, отошел шагов на десять в сторону. Повернулся спиной к остальным, мучительно подбирая слова, которые он скажет Захарычу, как раздался звонок Ошалевший Косяк поднес трубку к уху.

— Алло! Алло! Где эта гадина?! — Шеф орал так, что Косяку показалось, что этот вопль слышали все до единого братки.

— Захарыч, мы ее нашли. Но ежедневника при ней нет. Говорит, оставила в Москве. Что делать-то?

— Что делать?! А я тебе скажу, что делать! Грохнуть ее, сучку!

— Я правильно понял, что она вас живой не интересует? — осторожно осведомился Косяк, изрядно ошарашенный услышанным.

— Да! Да! Именно так! Чтобы сегодня же эта дрянь отправилась к праотцам!

— Но…

— Никаких «но»! — Захарыч перешел на визг. — Меня не интересуют детали! И чтоб завтра уже были в Москве с ежедневником!

— Но я же говорил: она его на квартире оставила! — напомнил Косяк.

— Значит, поедешь к ней на квартиру и хоть весь дом вверх тормашками перевернешь, но ежедневник добудешь! Если завтра к обеду тебя не увижу — пеняй на себя!

— Но, Захарыч…

Косяк отдернул мобильник от уха, поскольку, судя по звуку, шеф только что вдребезги разнес свой телефон об пол. Озадаченно посмотрев на зажатую в руке трубку, он сунул ее в карман.

— Ну, что там? — не выдержал Шунт.

— Наши планы меняются. Захарыч требует ликвидировать девку и пулей рвать в Москву. Навести шухер на ее квартире и к обеду приволочь ему этот клятый ежедневник.

— Дык за чем дело стало? За мокруху мы с него еще дополнительные комиссионные стрясем…