Пастух
Шрифт:
Прибыв в рязанское имение, Дмитрий Иванович разместился в уцелевшей части барского дома, теперь пустовавшего, и открыл дознание. Он вызвал к себе урядника, старост двух окрестных деревень — Высоцкого и Торбеева — и священника с дьяконом. Расспросив поначалу их и записав показания, он начал обход крестьянских домов.
Главной целью следствия было установить зачинщиков мятежа и причину пожара. Из путаных объяснений крестьян следователь узнал о какой-то давнишней тяжбе между помещиком и общиной по поводу выпаса на противоположном, низком берегу Реки. Тяжба эта была разрешена несколько лет назад, стороны пошли на мировую, однако в деревне
Из рассказов священника Дмитрий Иванович узнал, что незадолго до событий в деревне появились подстрекатели из города. Кто они такие и как выглядели, установить не представлялось возможным. Ясно было лишь одно: без их участия крестьяне вряд ли решились бы рядиться с барином и приходить толпой на барский двор. Единственное, что удалось определить с точностью, — возгорание произошло в результате поджога: недалеко от конюшни, с которой начался пожар, была найдена несгоревшая пакля и пустая бутылка из-под лампадного масла.
Расспрашивая крестьян о недавних волнениях, Дмитрий Иванович вдруг сообразил, что названия окрестных деревень ему знакомы и фамилии некоторых крестьян тоже прежде где-то встречались. Чтобы проверить догадку, он съездил в уездный город и телеграфом отправил в Санкт-Петербург запрос. Ответ из жандармского отделения пришел через два дня. Оказалось, что Торбеево и Высоцкое упоминались в розыскном деле мещанина Селивестрова, которое Дмитрий Иванович вел около семи лет назад. За отсутствием результатов дело было определено в архив, где пылилось на полке.
Прочтя телеграмму, Дмитрий Иванович отложил ее в сторону. Руки его дрожали, а сердце учащенно билось. Увидев имя Ефима Селивестрова, он тут же вспомнил все обстоятельства дела о поджоге строящейся церкви в Городце. Поджигатель — тот самый самозванец, который выдавал себя за пропавшего Селивестрова, — использовал паклю, пропитанную лампадным маслом. Таким же способом был подожжен и господский дом помещика М.
Дело приобретало неожиданный поворот. О своей находке Дмитрий Иванович написал генералу Трепову и сообщил, что задержится на месте еще на несколько дней. После чего продолжил обход крестьянских домов. Однако теперь его интересовали не недавние события около господского дома, а то, что произошло в этих краях много лет назад. На вопросы о далеком прошлом жители деревень Торбеево и Высоцкое отвечали куда более охотно, чем о недавних событиях.
О том, что с кровельщиком случилось неладное, стало ясно уже спустя два дня после того, как он простился с молодой женой и выехал в город на заработки. На следующее же утро бабы, ходившие в лес по грибы, наткнулись в овраге на перевернутую телегу, груженую инструментом, и подняли шум. А еще через день в Высоцкое, хромая, прибрел Ефимов конь, весь перепачканный болотной тиной.
Дойдя до избы вдовы Селивестровой, Дмитрий Иванович отдышался и придал себе умиротворенно-добродушный вид, бывший у него в ходу для допросов вне стен полицейского участка. Затем следователь постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь.
В горнице царил полумрак. За столом сидела немолодая грузная женщина в темно-малиновом сарафане. Лицо ее было бесстрастно и сохраняло некоторую приятность: видно, в молодости хозяйка дома
Повернув голову в сторону вошедшего, Катерина Львовна оглядела его и первая заговорила:
— Вы, барин, из города следователь? Так и знала, что ко мне придете, что и до меня очередь дойдет. Садитесь, спрашивайте. Я тридцать лет молчала, мне есть что рассказать.
Следователь сел к столу рядом с хозяйкой и собирался было задать первый вопрос, как вдруг Катерина Львовна жестом остановила его:
— Погодите немного, сейчас он придет, тогда уж и начнем…
Стоило ей только это сказать, как в окне мелькнула тень, раздались шаги на крыльце. В сенях скрипнула дверь. Следователь привстал со стула, силясь в полумраке горницы разглядеть вошедшего…
26. Затруднение
Лето 190… года только начиналось, зацвела сирень, но в городе уже было душно и по-летнему пусто. Ветер с залива ослаб, вода в каналах зацвела и стала испускать нездоровый болотный дух. Ложась спать, Нил Петрович оставлял окна открытыми, но и это не помогало. Лишь под утро жара немного спадала и Нилу Петровичу удавалось заснуть. Во сне ему часто виделись родные края, мелькали знакомые лица, слышались голоса односельчан. Десятки недобрых глаз смотрели на него, а голоса сливались в угрожающий гул, в котором иногда можно было услышать слова «лешак», «козячий сын» и другие обидные прозвища, которыми Нила награждали в деревне. После этого Нил Петрович обыкновенно просыпался, в испарине и с головной болью, и уже не мог заснуть до утра.
Большинство пациентов доктора разъехались по дачам и загородным имениям. Нил Петрович решил последовать их примеру, а пока выехать хоть на прогулку, чтобы развеяться. Может, потом и удастся выспаться по-настоящему.
Ранним утром он нанял коляску и приказал везти себя на Лахту. Подъехав к церкви св. апостола Петра, он отпустил извозчика и собирался было продолжить путь пешком, как вдруг у ограды столкнулся нос к носу с князем.
Сергей Львович выглядел подавленным. Привычной вальяжности и высокомерия не было и следа. Напротив, казалось, что князь чем-то глубоко потрясен. Руки его дрожали, костюм находился в совершеннейшем беспорядке. Нил Петрович никогда не видел князя таким за пределами своего кабинета.
Увидев белолицего знахаря, князь всплеснул руками и бросился к нему навстречу. Как только они отошли немного в сторону от гуляющих, князь, понизив голос, сказал:
— Какая удача, что мы встретились, а я уж собирался вам сегодня писать! Вы позволите сопровождать вас? Мне сейчас же нужен ваш совет и помощь.
Нил Петрович согласился, и они пошли по дорожке в сторону устья Большой Невки.
По пути князь сообщил Нилу Петровичу известие: Мими ждет ребенка. Он узнал об этом третьего дня и с тех пор потерял сон.