Пастухи чудовищ

Корнилов Антон

– Не может быть, чтобы не получилось, – произнес Комбат. – Все ведь правильно сделал… Однако, а ты?..

– Какие ты мне велел, такие травы и принес, – отозвался Однако, не дав ему договорить. – Что я, в травах не разбираюсь, что ли?..

– Постарайся, сын мой, – с обычной мягкой ласковостью попросил меня отец Федор. – Сосредоточься. Неужели совсем ничего не вспоминается?

Я не успел проговорить короткий отрицательный ответ. Только я открыл рот, как внезапно словно черная волна взметнулась за спиной и полностью накрыла меня.

Я все вспомнил.

Вспомнил, как из камеры, где я мариновался целый день,

потащили меня наверх, в комнату для допросов. Как допрашивал меня называемый Комиссаром странный тип с золотыми колечками в ушах, от бряцанья которых становилось муторно и липко в голове.

Как везли меня, одуревшего от каких-то уколов, в автобусе с замазанными черной краской стеклами – меня везли и еще четверых, также деревянно сидящих на своих местах рядом с конвоирами.

Как выгрузили нас в ночном поле и развели в стороны.

Как заставили меня раздеться и стоять прямо, пока разрисовывали мне спину непонятными знаками, а я даже не пытался воспротивиться этому или хотя бы возразить.

Как подвели меня к самому краю той жуткой ямины, источавшей химический запах, поставили в центр жирно намалеванного прямо на земле белого креста и велели не двигаться с места, что бы ни происходило.

Как привели и расставили вокруг ямы остальных. Дикого, девочку с родимым пятном, пузана в очках, скелетоподобного типа…

Как врубили свет прожекторов, и стало видно, что выстроилось за нашими спинами кольцо солдат, вооруженных почему-то только пластиковыми щитами и разномастным холодным оружием. Как, подчиняясь командам, принялись солдаты бить клинками по щитам, мало-помалу наладившись держать прыгающий нервный ритм.

Тогда-то и заплакали со дна темной ямы испуганно молчавшие до той поры дети.

Я не мог видеть, сколько их там было, я их вообще не видел – дно ямы было наполнено густой темнотой. Но, судя по голосам, не меньше дюжины…

Вспомнил я, и как ударил по ушам многократно усиленный громкоговорителем голос, как загудела непонятная речь, устрашающе непрерывная – точно произносили одно-единственное слово, которое все никак не кончалось. И чем громче становился голос, тем громче грохотала дробь ударов клинками по щитам.

По-моему, этот голос принадлежал тому типу, который допрашивал меня. Комиссару… Да, точно ему.

От оглушающего грохота клинков по щитам, от пугающе монотонного речитатива начала подрагивать земля. И электрический свет, и тьма вокруг нас – все задрожало… словно по картине действительности побежали волны ряби.

Потом я увидел низкорослого солдатика, идущего к яме. Шел он странно, коряво, будто не по своей воле, будто его тащили, неловко подпрыгивая в такт ритмичному стуку клинков о щиты. И в руке у него был факел – обыкновенная палка с намотанной тряпкой, пропитанной, очевидно, бензином. Подойдя к краю ямы, он остановился между девочкой и пузаном в очках.

И швырнул факел в яму.

И вздрогнул, словно очнулся. Заозирался по сторонам и, вскрикнув, ринулся прочь.

А из ямы рванул к небу мощный столп пламени. И вместе со столпом рванул многоголосый детский визг – в полном смысле слова душераздирающий визг. Я прямо физически почувствовал, как что-то во мне болезненно затрепетало, надрываясь… Лицу стало горячо-горячо. И глазам, ослепленным ярким пламенем, стало больно. Я попытался закрыть глаза, но не смог, только несколько раз часто моргнул.

Душераздирающий визг

смолк очень скоро, но не мгновенно. Он таял в течение нескольких невыносимых секунд, один за другим смолкали составляющие его исступленные детские голоса…

Столп пламени стал снижаться.

А небо…

Что-то непонятное и пугающее стало происходить с темным небом. Оно вдруг пошло волнами, точно из ямы ухнул в него снизу вверх невидимый камень…

И пробил дыру. Нет, не в небе. А в самой ткани реальности. Это почему-то я почувствовал очень ясно…

Голос из громкоговорителя смолк, точно оборвавшись. Раскатилась над полем команда – и клинки о пластиковые щиты застучали вразнобой, ритм заспотыкался и скоро умер.

Стало очень тихо.

Когда я закончил рассказывать, Комбат, Однако и отец Федор долго молчали. На меня они уже не смотрели, переглядывались друг с другом, словно обмениваясь неслышимыми фразами.

Первым заговорил Комбат.

– М-да-а-а… – длинно прогудел он. – Так боялись конца света, что все-таки поверили в него. Всей планетой, всем миром… Семь миллиардов гавриков в один и тот же момент оказались одержимы одним и тем же ужасом. Семь миллиардов сознаний сфокусировали в себе одну и ту же мысль… Нехилый всплеск психоэмоциональной энергии получился, ничего не скажешь… Не выдержал свод мироздания, треснул и просел. Как тот мост, по которому в ногу промаршировала рота солдат. Удивительно, что вообще все в клочья не разнесло… Ведь мысли все же материальны, это и тогда было известно. Ждали конца света, вот он и произошел. Только не в физическом плане, а… в трансцендентном. Всем миром постарались. Пробили дыру чужакам… А оттуда сначала потянуло сквознячком ментальным, гибельным для человеческого сознания, отчего люди, сами того не осознавая, стали чаще и чаще на себя руки накладывать. Потом нарушились привычные связи человека и неживой материи… Потом хлынуло зверье. А теперь вот…

– Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят, – размашисто перекрестившись, сказал Федор. – Вот оно как, значит… А я не верил, что они на это решатся, кормчие государства… Теперь все сходится, – договорил он странно заскрипевшим голосом. – Пастухи? – непонятно спросил он у Комбата.

– А то кто ж еще…

– А дальше что было? – посмотрев на меня, тихо проговорил Однако.

– Да что… – Я пожал плечами. То, чего я до сих пор не помнил, теперь явственно стояло у меня перед глазами. – Повели туда, где я разделся, сказали одеваться. Потом посадили в автобус, сделали укол какой-то. Очнулся в камере. Жрать хотелось сильно. Начал в дверь стучать, пришел сержант, отвел опять в комнату для допросов, посадил в клетку, приковал наручниками. Дубинкой пару раз по почкам дал, чтоб я не орал. И ушел. А потом явился этот… с колечками в ушах. Комиссар…

– Ввел в транс и почистил память, – закончил за меня Комбат. – Капитально почистил, мастерски. Это-то понятно. Помолчи пока, Умник.

– Он нам, кстати, нужен еще? – осведомился у него Однако.

– Кстати, нет.

– Иди, сын мой, – мягко пророкотал отец Федор, – иди, голубчик, погуляй. Сходи в трапезную, сейчас как раз время ужина, пошамай, порадуй кишку… Твоя помощь больше не требуется.

Я машинально поднялся на ноги. Двинулся к выходу. А у самой двери меня вдруг накрыло. Ведь то, что я рассказал им сейчас, – это никакой не сон был.