Пастырь добрый
Шрифт:
– Почему? – вновь вклинился Курт и, выслушав в очередной раз уже знакомую историю без каких-либо существенных перемен в линии сюжета, изобразил лицом бурную деятельность мозга. – Неправдоподобно, – выдал он, наконец, свое заключение, и Барбара обиженно нахмурилась.
– Воскресение Христа – тоже неправдоподобно.
– Сравнила, – откликнулся Бруно, метнув в сторону ухмыльнувшегося майстера инквизитора настороженный взгляд. – Гроб Крысоловий где? Свидетели? Пострадавшие – те, кто смог бы сказать, кто именно в его семье тогда ушел за ним? Ничего; знаешь, Барбара, мне
– Он жил в Хамельне, он был, – упрямо повторила она. – Есть место, где стоял его дом, у самой-самой стены.
– Это просто холмик. Брось уж, ты ведь тоже давно не девочка.
– Спасибо, что напомнил, – поджала губы та, скосившись на спутника брата исподлобья. – Только есть вещи, которые просто есть, и ничего не значит, сколько тебе лет и веришь ли ты в них; можешь не верить в то, что вода мокрая, но вот пойдет дождь – и вымокнешь до нитки.
– Дождь можно пощупать, а от твоего Крысолова – только холмик у стены, и все.
– Свидетели тебе, да? – судя по увлеченности Барбары, брат наступил на больную мозоль, и всю навязчивость столь детальных расспросов она решительно не замечала. – Наш священник, отец Юрген – его двоюродный дед видел Крысолова собственными глазами, живьем!
– Почему не пятиюродный прадед?
– А откуда такое известно? – снова встрял Курт, не позволив Барбаре разразиться гневной тирадой, готовой сорваться с ее языка; та передернула плечами, ответив с чуть меньшей уже долей убежденности в голосе:
– Известно… Просто известно; вроде как все знают об этом – и всё.
– Он так говорил?
– Ну, наверно, если об этом ведомо всем.
– Каково доказательство, – усмехнулся Бруно, толкнув его локтем в бок. – Знакомое такое. До боли. Аж в жар кидает.
– Ты это к чему? – уточнила Барбара; Курт, не дав подопечному ответить, демонстративно потянул носом и кивнул в сторону неплотно прикрытой двери в кухню:
– Мне это чудится, или там горит что-то?
– Ах ты, Боже мой! – испуганно спохватилась хозяйка, подскочив, и бегом скрылась за дверью.
– Азартная особа, – заметил Курт с усмешкой, глядя ей вслед. – Не ей ли покойный муж и проигрался?..
– Услышал, что хотел, или мне развивать тему дальше? Ей это вскоре надоест.
– Уже рвешься уйти? – не ответив, спросил он; подопечный неуверенно пожал плечами:
– Сам ведь говорил – время не ждет, так? Я, конечно, службу в жены не брал, однако все еще помню, для чего мы в городе.
– В таком случае, начинай прощаться, – сказал Курт уже серьезно. – Убежден, что более мы ничего нового или полезного не узнаем; надо отыскать Дитриха и обсудить с ним идею беседы с этим священником. Как знать, может, в ее словах и есть хоть какая-то доля правды.
– Все в порядке! – вновь возникнувши в комнате, сообщила Барбара так радостно, словно все присутствующие замерли в ожидании того, как решится судьба обеда, приготовляемого ее невесткой. – Однако едва успела…
– Слушай, – начал подопечный, глядя мимо лица сестры, и та вздохнула с улыбкой, понимающе кивнув:
– Ясно; судя по глуповатому выражению твоего лица, ты намерен распрощаться, только не знаешь,
Вполне возможно было допустить, что Барбара вздумала припомнить свое детство, проделав вновь трюк с испуганным взглядом за спину брата, если б за два мгновения перед тем Курт не услышал шаги и шорох растворившейся двери. Пытаясь хоть бы приближенно предположить, чье появление могло вызвать такой страх у хозяйки дома, он медленно обернулся, встретясь взглядом с остановившимся на пороге плотным, как камень, битюгом, озиравшим пространство крохотной комнатки настороженно и придирчиво.
– Чьи кони у двери? – поинтересовался он ровно и, поскольку Барбара молчала, явно пытаясь подобрать слова, могущие объяснить происходящее, шагнул ближе, упершись взглядом в увешанный оружием ремень одного из гостей. – Ваши?
– Мои, – согласился Курт столь же сглаженным тоном, видя, как подопечный поджимает губы, дыша словно сквозь них, глядя по-прежнему в стол и прилагая немало усилий к тому, чтобы не вжимать голову в плечи.
Наконец медлительно, поворачивая взгляд с напряжением, точно груженный углем мешок, тот обернулся к вошедшему, подняв глаза, но глядя мимо.
– Привет, Карл, – проговорил Бруно негромко, и лицо старшего Хоффмайера вытянулось, осветившись всеми чувствами, кроме тех, что должен бы испытывать любящий брат.
– А… что ты тут делаешь? – попыталась вмешаться хозяйка. – Ты ведь должен быть сейчас…
– Я знаю, где я должен быть, – оборвал тот резко. – Что здесь происходит, и что это делает в моем доме?
– Послушай, ну, брось…
– На кухню, Барбара, – повысил голос Карл, и та уперла руки в бока, демонстративно утвердившись напротив.
– Я не твоя жена, нечего на меня покрикивать. И прекрати; это ведь…
– Я не слепой пока, и именно потому я спрашиваю: что этот недоносок делает в моем доме?.. Под конвоем, Бруно? Добегался?
– Я тоже рад тебя видеть, – болезненно покривился подопечный, и даже человек с немалой выдумкой не смог бы принять за улыбку, пусть и напускную, эту нездоровую гримасу.
Вытянувшееся лицо Карла обратилось каменной маской, когда на поясе брата он увидел два узких кинжала, к тому же присутствие вооруженного человека, явно превосходящего его сословием, выбивало из колеи и никак не давало сориентироваться в ситуации, однако то, что Курт продолжал сидеть молча, не вмешиваясь в разговор, все же мало-помалу возвращало уверенность.
– Что ты здесь забыл? – повторил он мрачно. – Ты ему уже успела поведать, Барбара, что его выкрутасы сделали с отцом?
– Перестань…
– С чего бы это? – возразил Карл, приблизясь еще на шаг и остановившись почти вплотную, и Бруно отвел взгляд в сторону, чтобы не смотреть снизу вверх. – Я что-то не слышу, чтобы ты мне ответил; ты в чужом доме и будь любезен уважать хозяина. Или я со стенкой разговариваю?
– Мне вмешаться? – поинтересовался Курт, следя за тем, чтобы голос прозвучал спокойно и даже с некоторой подчеркнутой ленцой; подопечный поморщился, словно его внезапно одолела нестерпимая зубная боль.