Пастырь Добрый
Шрифт:
Твоей беседой насладиться,
Улыбкой доброй ясных глаз!..
Нависла полночь над столицей,
Зажглися звезды в небесах,
Народ печальной вереницей
Все целовал любимый прах.
И я со жгучими слезами
Приник ко гробу, наконец,
Где под густыми пеленами
Почил духовный наш отец.
24.12.1923 (ст. ст.)
Давным–давно был век Нерона,
Но жив остался изверг трона
В воспоминаньях и сейчас!
Мы помним адское гоненье
Его на первых христиан,
За смерть которым и мученье
Венец нетленный Богом дан.
Мы видим страшную арену,
И диких рвущихся зверей,
И за одной другую смену
Мужчин, и женщин, и детей.
Мы видим кровь, мы слышим стоны,
И рев зверей, и вопль толпы,
Весь Колизей дрожит огромный,
Дрожат и стены и столпы…
Мы видим ночь на стогнах Рима,
В садах же царских пир идет,
Туда толпой необозримой
Спешит скучающий народ.
Как днем светло в садах роскошных:
Вот христиане… Длинный ряд!..
Как факелы, из рук безбожных
Смолой облитые, горят!..
Давно те годы миновали,
Далеко в прошлое ушли,
Когда лишь тело убивали,
Убить же душу не могли!
Иной на нас из тьмы кромешной
Теперь ползет, крадется зверь,
К душе озлобленной и грешной
Он без ключа откроет дверь.
И поселится в ней лукаво,
Изгнав распятого Христа!
И будет править он со славой
Своим народом без креста,
Забывшим светлое ученье,
Страдальца Кроткого завет!..
Зачем на веру нам гоненье?
Ее погубит «культпросвет»!
Святые книги уничтожит,
В музей иконы унесет,
Святых останки там же сложит,
И дух, не тело, в нас убьет!
И многих пастырей терпенье
Во власть получит сатана:
Иному ссылка, заточенье,
И смерть иному суждена…
Ты много лет, наш старец дивный,
Душа с душой с народом жил,
Он шел на голос твой призывный
И горячо тебя любил.
Но были чьей–то темной силой
Пред недалекою могилой,
Когда дни были сочтены,
Твои уста заграждены…
В ночь на 1, 5 и 16.1.1924 г. (ст. ст.)
Ты умер, но твой дух пребудет
Навеки с паствою твоей
И вечно памятен ей будет
Наш добрый пастырь Алексий!
Холодный ветер пусть повеял,
Пускай гнетут нас ночь и тьма,
Ты семя доброе посеял
И не страшна ему
И если злое царство зверя
За грех народа Бог продлит,
В твои молитвы свято веря,
Он искушенья избежит.
Твою могилку дорогую
Не позабудет никогда,
Снесет тебе всю грусть земную,
Как и в минувшие года.
Цинготные, изъеденные вшами,
Сухарь обглоданный в руке,
Встаете вы суровыми рядами
И в святцах русских и в моей тоске.
Вас хоронили запросто, без гроба,
В убогих рясах, в том, в чем шли.
Вас хоронили наши страх и злоба
И черный ветер северной земли.
В бараках душных, по дорогам Коми,
На пристанях, под снегом и дождем,
Как люди, плакали о детях и о доме,
И падали, как люди, под крестом.
Без имени, без чуда, в смертной дрожи,
Оставлены в последний час,
Но судит ваша смерть, как пламень Божий,
И осуждает нас.
Есть где–то далеко река на заре золотая,
Там грузят барку подневольные милые руки.
Над озером синим несутся гусиные стаи,
Любовь возрастает в скорбях и в разлуке.
Храм наш крепко заперт, заперт крепко,
Светел, тих и прост.
Пред иконами чернеют ленты крепа,
Как в Великий пост.
Благовещенскую чашу
Ты поднял.
Нищету и косность нашу
Причащал.
И опухший, маленький, горбатый,
Он пошел в Нарым.
Стань же, храм наш, райскою палатой
Перед ним.
Был другой, спокоен, строг и светел
Весь, как луч,
Тайно помяни нас на рассвете
Средь Уральских круч.
И в бараке задымленном, душном
Он неколебим.
Райской лестницей воздушной
Засияй пред ним.
Вот слепец, но в душу смотрят очи,
Ничего, что слаб,
И тебя во мрак острожной ночи
Гнал этап.
И склонивший под Христово иго
Молодость свою,
И тебя, простец, над вечной книгой
Узнаю.
Но того, кто всю подъемлет муку
На плечи свои,
Ангельскою песней убаюкай
И благослови.
Веянием покоя неземного
Освежи его уста,
Вместе стать нам даруй снова
У Креста.
Что нам осталось? Храм наш взят,