Пастырь из спецназа
Шрифт:
– Подойди ко мне, – распорядился он.
Фигура метнулась к стене: видимо, человек сообразил, что в лунных отсветах его можно заметить, а у стены стоит кромешная тьма. Священник щелкнул выключателем, но ничего не произошло; похоже, что провода были перерезаны.
– Не прячься, подойди, – сглотнув, повторил отец Василий и двинулся навстречу.
Он прошел не более пяти-шести шагов, когда прямо перед ним выросла тень и что-то болезненно полоснуло по плечу. Священник стремительно перехватил ударившую руку и повернул ее на излом. Звякнуло
«Спортсмен?» – мелькнула мысль. Человек кинулся к нему, но запнулся в темноте о ногу священника, и через какой-то миг оба покатились по полу, норовя достать до горла противника.
– Кто ты?! – просипел священник.
Противник молчал. Это был очень сильный и цепкий человек, и у отца Василия даже проскочила мысль, что за здорово живешь с ним не справиться. Но в какой-то миг нервы у противника сдали, и он, пытаясь улучшить свою позицию, ослабил хватку. Через пару секунд напряженного пыхтения священник уже перевернул его на живот и пытался завести одну из быстрых, сильных рук противника за спину.
– Кто ты?! Говори! – выдохнул он.
Тот невероятным образом изогнулся, наотмашь ударил отца Василия в лицо и, сбросив его с себя, метнулся к дверям. И когда отец Василий выскочил вслед, в храмовом дворе уже не было ни души, а на вытоптанном снегу – ни следа. Ночной визитер словно растворился в воздухе. Священник покачал головой, трясущимися от напряжения руками затворил двери нижнего храма и, пошатываясь, побрел в сторожку.
Конечно же, Николай Петрович спал. Как суслик! Отец Василий за ногу стащил его с кушетки и сбросил на пол.
– А? Что?! – вскрикнул сторож, но, увидев перед собой священника, испуганно вытаращил глаза.
– Что это с вами, батюшка?
Отец Василий проследил направление его взгляда. Ряса на плече была разрезана, как бритвой, а выглядывающее исподнее было густо пропитано кровью. Он попытался поправить разрезанную одежду и увидел, что ладони его тоже порезаны, и довольно глубоко.
– Спать меньше надо – вот что! – сердито бросил он и вышел.
И только во дворе, полной грудью вдохнув свежего, морозного воздуха, отец Василий понял, почему так рассержен. Его совершенно выводила из себя необъяснимость происшествия. Все его враги остались в далеком прошлом, и никто на этом свете его смерти не хотел. По крайней мере, ему хотелось так думать.
Рана оказалась неопасной, но зашивать ее все равно пришлось – слишком далеко расползлись края, возможно, от усилий, приложенных священником к поимке ночного визитера. Зашивавший священника молоденький врач, кажется, Евгений, явно помнил его еще с прошлого пребывания в больнице.
– Только у меня к вам просьба, – попросил он отца Василия. – Не делайте резких движений. Никакого бокса или плавания, а то вся моя работа насмарку
Отец Василий вздохнул и покивал головой. Он и сам искренне намеревался прожить этот день в мире и спокойствии. Да только человек предполагает, а бог… в общем, что там говорить…
Он вернулся домой и как мог успокоил Ольгу. Затем взял большой китайский фонарь и снова спустился в нижний храм. Иконы были на месте, нетронутые серебряные оклады тускло отсвечивали в слабом электрическом свете – все как всегда… Ему стало нехорошо: это явно был не грабитель. А кто тогда? Убийца?
Без происшествий, но и без паствы, практически впустую прошло и второе января, и третье… И только к вечеру третьего числа на улицах началось какое-то оживление, а диакон Алексий принес первые новости третьего тысячелетия.
– Ваше благословение! – Он прибежал, возбужденно сверкая глазами. – Ваше благословение!
Отец Василий поморщился: Алексий никогда не умел сдерживать эмоций и мог, сам того не замечая, повысить голос даже в храме.
– Что еще стряслось? – холодно поинтересовался он.
– Эти!.. Сектанты! Сборище свое устроили! – размахивая руками, сообщил диакон.
– Какие сектанты? – Священник почувствовал, как ухнуло вниз все у него внутри.
– Ну эти, Дети Духа Святого. Вы не представляете, батюшка! – перешел на трагический шепот диакон. – Они говорят, что они местные.
– Как это местные? – оторопел священник. – Что ты такое говоришь?!
– Точно! – кивнул диакон. – Они говорят, что в Америку отсюда, с Поволжья, перебрались.
– Откуда ты только все знаешь? – через силу улыбнулся отец Василий.
– Мне моя… то есть мой друг сказал… – заторопился диакон. – Он у них на собрании был. И знаете, чего они про себя говорят?
– Что? – стараясь выглядеть спокойным, спросил священник, но мысли его панически забегали: «Господи, что же делать?!»
– Говорят, дескать, бог нас любит, поэтому мы и такие счастливые и богатые! Представляете, богохульники какие?! – выпучил диакон глаза. – Как их господь не накажет?!
– Надеюсь, накажет, – сглотнул священник. – А они что, и впрямь… такие богатые?
– Ага, – опустил глаза Алексий, словно был в этом повинен. – У них и машин полно, иномарки там всякие, и вообще всякое такое…
– Предают свои души Маммоне… – осуждающе покачал головой отец Василий. – И сами не понимают, что делают… – Ему было смертельно обидно, что его прихожане, разинув рот, соблазняются иномарками, словно и не говорил Христос: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где воры крадут, и ржа и моль истребляют их…»
– А еще они говорят… – Алексию было сложно это выговорить. – Они говорят… будто они… апостолы божии! – разом выдохнул он.