Пастыри чудовищ
Шрифт:
— А ты… — тот, что постарше, с жидким подобием бороденки, неумело изображал хрипотцу. — Какой профиль?
— Кишки я выпускаю, — доверительно сказал я. — Глотки режу, травлю да удавливаю — понятное дело, когда в хорошем настроении. Как загрущу — начинаю зубами в носы вцепляться, а пальцами в глаза. К слову, взгрустнулось что-то.
Хрусть.
Весельчак заржал, глядя на недоверчивые прищуры «мизинчиков». Сколько лет этой шутке, а все не приедается.
— Пф, — наконец отозвался младший — тонкогубик с острым профилем. Его товарищ, господин Пародия на Бородёнку, пихал
— А что, непохож?
Огурец кончился. Я полез доставать бутерброд с селедкой из второго кармана. Молодчики тем временем доходили — прям-таки тесто на дрожжах. Само собой, они-то считают, что настоящий наемник должен быть красивым, как Стрелок, воинственным, как Мечник, мудрым, как Целительница и хитрым, как Даритель Огня, ну, или как Шеннет-Хромец, которого считают воплощением Дарителя, всё равно.
— Пф, — определился тонкогубик. — Ты — и «уборщик»? Как бы не так.
— Насквозь видят, а? — развеселился Эштон, который как раз и был по профилю из «уборщиков», хоть и вечно представлялся чем-то более безобидным. — Сор, ты и впрямь на себя-то глянь: для наемника ты слишком толстый, слишком старый, слишком…
— Люблю селедку? — договорил я, впиваясь зубами в бутерброд. — Ну да, ну да. Старушенции Гойре, которая уделала советника Крайтоса ядовитым шипом, было за девяносто, к вашему сведению. Мне вдвое меньше, так что вроде как рано кормить могильных рыб. И знавал я одного наемничка по прозванию Мускусный Бобр. Весил втрое против меня. Как-то восьмивесельную ладью потопил. Просто прыгнул в нее, да и все тут, правда, не по заказу, шутки ради. Кого б еще припомнить? А, Смрадная Салли…
— Пф, — осмелился теперь уже второй мизинчик. — Ты ведь не убиваешь на самом деле. Не знал, что «снеговики» нужны Гильдии.
Клиентам-то, конечно, подавай незаметных. Способных тихо всадить нож, воткнуть ядовитый шип, метнуть дротик. Или влезть по отвесной стене на крышу замка, а после протиснуться в водосток (вот уж что у меня точно не получится!). Открывающие двери, убивающие десятком разных способов, шныряющие, вынюхивающие, ломающие замки ударами кулака. Быстро бегающие, наконец. Эти нужны Гильдии.
Вот молодые да ярые вечно и недоумевают: на что Гильдии Чистых Рук невнятное и неуклюжее отребье с Даром Холода, вроде меня.
— Ну, в Гильдии же не только «уборщики» толкутся, — ухмыльнулся Эштон. — У нас же всякого добра навалом. У Сора, например, отличная деловая жилка, любое дело вмиг обтяпает и чего угодно из-под земли достанет. Спасибо, к слову, за тот кинжальчик, Сор. Опробовал: вещь безукоризненная.
Я кивнул — всегда пожалуйста. Принял от Весельчака кости. Встряхнул в ладони — может, хоть малость повезет…
Кости весело запрыгали по столу, обернувшись двумя единицами.
— Ты, значит, из «дельцов»? — не отставал тонкогубик. Я качнул головой.
— Специальность у меня другая.
— Сор в своем деле — мастер, — Весельчак явно был настроен исполнять сагу в мою честь. — Если уж где явился — значит, где-то что-то выкинут на помойку, а? Или кого-то. Легендарная личность, да — правда, кое-кто считает, что он из бывших законников, а кто-то — что
Лапища Весельчака нежно выкатила кости на доски — и выпало четыре и пять. «Мизинчики» выражали физиономиями недоумение, смешанное с недоверием.
— Плевое дело. Месяц за месяцем я приучал альбатросов. Поймал восемь штук, связал так, чтобы они смогли меня унести…
Новички забыли метать кости. Весельчак от души наслаждался моим рассказом о полете на орущих альбатросах над бушующим морем. Нам с альбатросами встречались шторма и корабли пиратов, а в спину дышала погоня из надсмотрщиков тюрьмы. Шторма мы пролетали, корабли огибали, на погоню же альбатросы цинично гадили с высоты.
— Сколько слушаю — не устану, — хохотнул Весельчак, когда я закончил своим эффектным приземлением прямёхонько в спальню милой поварихи. — А прошлый раз, помнится, ты притворился выброшенным на скалы гигантским кальмаром.
Я развел руками — всего, мол, и не упомнишь. Тюрьма на Рифах — то, о чем можно рассказывать бесконечные байки… но о чем не хочется вспоминать.
«Мизинчики» отвлеклись заказать еще пива. Эш улучил минуту, нагнулся ко мне.
— Слыхал, тебя законопатили налаживать деловые каналы по сбыту пушнины.
— В Хартрат, — кивнул я. — Теперь вот выдернули.
— Давно в Вейгорде?
— Чуть ли не с девятницу. Позвали вот только сегодня.
Эштон закачал головой, зацокал языком. Когда Гильдия призывает своего наемника, срывая его с уже данного контракта, — плохой знак. Но если наемника не вызывают к поверенному Гильдии сразу же после прибытия в нужный город — знак вдвойне нехороший. Может, переговоры ведутся. А может, торг за шкурку наемника.
Серая тварь внутри насторожилась. Поднялась на задние лапки, блестя бусинками глаз. Твари не нравились знаки. Не нравился запах несущейся на тебя судьбы.
Тут мы с тварью были в исключительном согласии.
Пареньки вернулись с пивком, и время тянулось неспешно, с достоинством.
Я продул Весельчаку в кости два серебряных, опять же, в долг. Душевно поболтали с пареньками о политике, которую творит в своей стране Илай Вейгордский — и сошлись на том, что политика больше заслуживает названия бардака. Карман покинул последний бутерброд. Милка разошлась и вовсю где-то таскала за ухо поваренка, так что надежды на угощение с этой стороны не прибавлялось.
По залу слонялась серая тень — неприметная, ощутимая только из-за тяжелого, обшаривающего взгляда. Тень подплывала к одному наемнику, к другому — тогда они поднимались и шли к лестнице, и типчики у ступеней равнодушно пропускали их наверх. За расчетом, или за контрактом, или как уж тут повезет.
Милка брезгливо поглядывала на тень — «крыс» вообще нигде не жалуют. «Крысы» — мусорщики с голыми хвостами, разносчики заразы. Портят, ползут, перегрызают, шмыгают глазками: что бы еще обратить в труху? «Крыс» не любят сами же наемники, потому что как-то повелось: они — все такие. Серые тени с чуть выдающимися вперед резцами, с мягкой поступью и шипящим говорком.