Пастыри. Четвертый поход
Шрифт:
...«Троллер» стрелой летел по пустой дороге, оставляя за собой километр за километром. По мере того как машина, в которой сидели человек и Пастырь, удалялась от Средневолжска, менялась погода. Снегопад почти прекратился, ветер начал стихать.
Прошел час с того момента, как джип покинул город. За это время они обменялись лишь несколькими короткими фразами. Удбурд сосредоточенно глядел прямо перед собой, изредка доставая из-за пазухи приснопамятный Илье Череп, и вглядывался в его темные глазницы.
Темно-серая лента
– В твоей машине есть музыка? – неожиданно спросил Удбурд.
– Ну... радио вон. И магнитола, – неохотно ответил Илья, переключая скорость, – там кассеты разные, в бардачке...
– А саунд-трек к мультфильму «Чиполлино» есть? – серьезно поинтересовался Удбурд. Этот вроде бы невинный вопрос, заданный совершенно спокойным, ровным голосом, без тени улыбки, заставив Илью против его воли сделать на дороге лихой вираж.
Произнесенное зеленоглазым Пастырем стало, видимо, той последней каплей, которая переполнила чашу, – с Ильей случилась форменная истерика.
– Ха-ха... Ты... вы... ха-ха, серьезно, что ли, ха-ха-ха?! – задыхаясь от нервного, нездорового хохота, выкрикнул Илья.
– Если бы ты знал, живущий и смертный, как меня утомляют ваши эмоции! – покачал головой Удбурд, невозмутимо дождавшись, когда Илья отсмеется.
– Да как тут без эмоций-то, ха-ха! – Привалов тыльной стороной ладони вытер выступившие от смеха слезы. – Это ж надо такое залудить: саундтрек от «Чиполлино», ха-ха!
– Вы, живущие и смертные, не только не умны, но и слепы, глухи и бесчувственны. Порой вам удается создавать удивительные вещи, но вы сами не понимаете их цены, значимости и того, как их использовать, – совершенно серьезно сказал Пастырь.
– И что уж такого удивительного в музыке от детского мультика? – поинтересовался Илья.
– Она побуждает к победе! Да, да, не улыбайся, живущий и смертный! В ней живет ярость, бесстрашие, уверенность и сила! Хочешь победить – перед битвой слушай эту музыку.
– Ну дел а-а-а... – только и смог выговорить ошарашенный Илья, и в салоне джипа вновь воцарилось молчание.
Впереди замаячил дорожный указатель. На синем щите значилось: «Казань – 110 км».
– Еще минут сорок, как минимум, – ни к кому специально не обращаясь, произнес Илья.
Пастырь вновь вытащил свой марвел и улыбнулся – на этот раз глаза Черепа неярко тлели багровым.
– Приготовься! – Удбурд тронул Илью за плечо. – Сбавь скорость. Сейчас я открою проход в соседние измерения...
Сняв ногу с педали газа, Илья начал осторожно притормаживать. На скользкой дороге резкая остановка могла закончиться аварией.
Желтые конусы света от фар джипа начали неестественно искривляться, темные деревья, торчащие на обочине дороги, поплыли, задвигались,
– Прибавь! – властно скомандовал Удбурд. – И следи за дорогой.
Илья, скривившись, тем не менее послушно надавил на газ. Джип бросило вперед, и он влетел в опаловое пятно, разрывая его...
Кратковременное чувство падения сменилось тяжестью во всем теле. Машина вырвалась из пелены и буквально влетела на освещенную трассу. Илья едва успел вывернуть руль, разъехавшись со встречной «десяткой».
– Где это мы?
– Эта дорога ведет в объезд города Казани, – ровным, бесцветным голосом ответил Удбурд, по-прежнему вглядываясь в светящиеся глаза Черепа, – нам надо в центр, к старинной крепости... Ее называют кремлем... Торопись, живущий и смертный! Губивец уже близко... Очень близко...
Снежный шквал налетел на Казань внезапно. Вроде и близилась к концу самая длинная в году ночь, вроде и ветра особого не было, и атмосферное давление устойчиво держалась в пределах 750 миллиметров ртутного столба...
Подрабатывающий ночным дежурным на метеорологической станции Казанского университета второкурсник Ильяс Насыров, сняв показания с приборов, вернулся в помещение метеостанции, торопливо записал данные в журнал, погасил свет и бухнулся на продавленный несколькими поколениями его предшественников диван.
Он уснул мгновенно и не видел, как быстро побежали зеленые цифры, отображающие скорость ветра в окошечке электронного анемометра, как стремительно понизилось давление, а за окном, в стылой декабрьской тьме закружили невесть откуда взявшиеся крупные снежинки.
Ильяс был не единственным человеком, кого в ту ночь в центре старинного волжского города сковал необоримый сон. Уснули вахтеры и ночные сторожа в учреждениях, уснули охранники и милиционеры, и даже сотрудников Федеральной службы охраны, обязанных в любых условиях бдительно охранять правительственные здания Казанского кремля, унесло в страну Морфея прямо с боевых постов.
Свистел над белыми стенами и башнями, видевшими и набеги степной конницы во времена Ивана Грозного, и штурмующие сотни Пугачева, набирающий силу ветер. В броуновском беспорядочном хороводе плясали снежные вихри, и летел сквозь ночь и время бронзовый гигант Муса Джалиль, силящийся разорвать путы колючей проволоки...
– ...Его даже не заставляли воевать против своих. Он должен был просто помочь немцам в работе по формированию «мусульманского легиона» в качестве переводчика... – Сергей Рыков задумчиво посмотрел на экран монитора, на котором отчетливо выделялся памятник, высящийся на заснеженной площади неподалеку от украшенной часами главной башни кремля.