Пасьянс на красной масти

Шелестов Кирилл

— При чем тут самолюбие! — хмыкнул Петрович. — С похмелья страдал. Зато сейчас, поди, уж лечится! Как посылку твою получил, сразу куда-то исчез! Ну, ладно, мне пора делами заниматься. — И Петрович отключился.

Потом позвонил Храповицкий.

— Иес! — заорал он в трубку, как болельщик на стадионе.

— Что есть? — не понял я.

— Деревня! — важно ответил Храповицкий. —Я с тобой по-английски, между прочим, разговариваю.

— Тогда можно помедленнее? — попросил я.

— Слушай меня, сынок! — В его голосе

звучало ликование. Мне даже показалось, что я вижу, как он пританцовывает. — Сегодня вечером будет грандиозная пьянка по поводу подстроенного тобою гениального гадства! Собираемся у Плохиша в кемпинге. Телок, кстати, он пообещал обеспечить Пусть отрабатывает свою поездку! Я за тобой заеду. Дрыхни дальше, сынок, тебе предстоит трудная ночь!

Он заехал за мной в начале пятого и прямо в прихожей набросился на меня с объятиями. Я давно не видел его таким довольным.

— Молодец! — восклицал он. — Молодец! Наш первый захват вражеской территории! Пусть знают враги!

Его многочисленная охрана, наблюдая эту сцену, неловко топталась позади, озадаченная столь открытым порывом со стороны своего обычно важного и сдержанного шефа.

Через некоторое время он, впрочем, успокоился и, когда мы сели в машину, заговорил в привычной ему насмешливой манере.

— Учишься, значит, чему-то у меня. Выходит, не совсем пропащий! Глядишь, так и дослужишься до должности секретаря у Виктора. Он, кстати, ходит сегодня мрачнее тучи. Веришь, он бы еще пару миллионов отдал, только чтобы у нас с тобой ничего не получилось. Не понимаю я такого отношения к бизнесу! — Храповицкий покрутил головой. — Какие здесь могут быть эмоции! Заработали — радуйся! Прогорели — думай о том, где украсть, чтобы убытки возместить. Тут нет друзей и врагов тоже нет! Есть партнеры и конкуренты.

Он удовлетворенно хрюкнул и неожиданно заключил:

— Правда, сегодня я сам, грешный человек, не мог отказать себе в маленькой радости. Два раза к Виктору лично заходил, поздравлял с победой и спрашивал, как мы будем тебя чествовать? А когда понял, что он сейчас на меня с кулаками набросится, то вернулся в свой кабинет и подписал назначение Николаши управляющим банка. Виктор ведь эту должность для своего двоюродного брата давно просил. Но разве попрешь против губернатора? — Храповицкий притворно вздохнул. — В порошок сотрет. Такой суровый человек.

— Кстати, о деньгах, — вспомнил я. — Тут тебе сдача полагается.

Я достал из сумки оставшиеся пятнадцать тысяч долларов и протянул Храповицкому. Он не взял деньги и посмотрел на меня как-то странно.

— Слушай, — несколько смущенно проговорил он. — Ты что, хочешь сказать, что никогда не зарабатываешь на этих выборах? — Он деликатно покашлял. — Между нами, а? Всегда тратишь столько, сколько у меня берешь?

— Ты спрашиваешь о том, ворую ли я у тебя? — Я скорее удивился, чем обиделся.

— При чем тут воровство! —

торопливо возразил Храповицкий. — Просто, как-то так повелось, что цену вопроса ты устанавливаешь сам. Если она меня устраивает, я соглашаюсь. И какая мне разница, как ты расходуешь деньги, если достигаешь нужного результата! Как-то само собой предполагается, что ты закладываешь свои комиссионные. Это же нормально! Все так поступают. Мы несколько раз обсуждали данную тему с Виктором и Васей. И даже Виктор согласился с тем, что в случае, если ты побеждаешь, не наше дело, сколько ты берешь себе.

Я все-таки обиделся.

— Странный ты человек, — пожал я плечами. — Работаешь со мной три года, доверяешь мне миллионы и полагаешь, что я краду.

— Ну, что ты надулся! — всполошился Храповицкий. — Уж и спросить нельзя! Как все-таки с вами, с творческим народом, тяжело работать! Хуже женщин! И вообще я не понимаю, почему всеяна меня только орут! Кто только мной не помыкает! И губернатор, и Виктор, и ты! Я у вас как негр безответный. Спасибо, что хоть не бьете. Давай-ка так. Эти пятнадцать ты оставляешь себе. И с меня еще столько же.

— Брось, Володя, это много! — Я даже немного растерялся.

— Я все равно хотел тебе дать тридцатку премии, если все получится, — быстро принялся сочинять Храповицкий. —А теперь, считай, половину сэкономил. Как нажился. — Я знал эту особенность его рационального мышления: материальное поощрения он считал лучшим доказательством симпатии. Иным проявлениям любви он не доверял. — Да, самое главное! — Он резко сменил тему. — Про Маринку!

— Что про Маринку? — удивился я. — Я полагал, что с этой темой покончено.

— Как же! — усмехнулся Храповицкий. — Не в моем характере! Тема будет закрыта, когда мы все выясним. Я велел Савицкому поставить на прослушку ее телефоны и организовать круглосуточное наружное наблюдение. В таких вопросах не должно оставаться сомнений. Не забывай, — добавил он важно, — речь идет о моей женщине.

— Ну и что ты выяснил?

— Два раза ей звонил муж ее подруги. Сам. Рекомендовал ей какой-то автомобильный сервис. Якобы для ремонта ее машины. Предлагал съездить с ней вместе. Конечно, это может ничего не означать. А может означать многое.

— Что значит, многое? — поразился я.

— Свидание, например! — ответил Храповицкий убежденно. — С чего это вдруг такая забота о посторонней женщине?! К тому же она и знать не знает, где чинят ее машины. Этим другие люди занимаются! Да сам факт, что муж подруги звонит моей женщине, уже доказательство. Я же не звоню его жене!

— Слишком старая? — осведомился я с сочувствием.

— Маринкина ровесница, кому она нужна! — с раздражением воскликнул Храповицкий, прежде чем распознал подвох. — Брось свои идиотские шутки! — взвился он, поняв свою ошибку. — Друг называется! Короче, будет у Плохиша работенка.