Пасьянс в четыре руки
Шрифт:
— О-ча-ро-ва-тель-но!.. — по слогам отчеканил Влад. — Просто прелесть.
Злости не было. Раздражения тоже. Ни радости, ни обиды. Ничего. За все в этой жизни нужно платить. За то, что брат уцелел в той бойне, за то, что рядом самая красивая женщина из всех, кого только знал в своей жизни — тоже.
— А чего мелочиться, — усмехнулся он. Сразу в тузы, правильно, нечего в шестерках всю жизнь прозябать. Зачем нам долгая счастливая жизнь? Правильно, надо жить недолго, но ярко. Поправь меня, если ошибусь… Я ловлю все, что направлено против тебя, потом накачиваю энергией по самые брови, а ты работаешь супер-картой.
— Зато если погибну я — погибнешь и ты. Если тебе некому будет отдать энергию, ты просто сгоришь. Извини… Когда я узнала об этом, остановить это было уже невозможно, — Кира отодвинулась, сжалась, словно ожидая удара. Это действительно было… страшно. Знать, что от тебя зависит чья-то жизнь.
Влад удержал ее на месте, притянул к себе, крепко обнимая, глядя в глаза, кажется, переполненные чувством глубокой вины.
— Так или иначе, мы связаны, Кира. Младшими связаны и сами по себе, ничуть не слабее. Я… — он зажмурился. Злости как не было, так и нет, зато вернулась логика. Старая добрая логика безмоционального. — Я должен злиться, да? Ну там, беситься, упрекать тебя, весь мир в несправедливости обвинять. Так поступают обычные люди? Прости, но никогда не понимал этого, да и смысл? Все уже случилось. Приятно случилось, прямо скажем…
— Да, наверное, ты должен злиться, — кажется, в его… неэмоциональности есть свои плюсы. — Любой другой на твоем месте закатил бы истерику. Это зависимость, понимаешь? И… то, что между нами произошло и происходит… — Кира закусила губу, словно пытаясь не дать вырваться на волю словам. — «Масть». Ты — мой Туз, я — твоя «карта». Я боюсь, что все эти эмоции… ненастоящие.
— Кира… — Влад подмял ее под себя и навис, глядя прямо в глаза. — Мне нравится то, что происходит между нами. Это бред, но я не хочу, чтобы он прекращался. Ты не представляешь что такое не чувствовать ничего совсем. Когда единственная твоя эмоция — страх за брата. Когда все, чего ты хочешь — отогреться, а отогреть тебя может только он. Севка не знает об этом, но я всегда зависел от него. Мне не впервой. И еще… — он легко поцеловал ее, скорее даже обозначил поцелуй, позволяя раскрыться внутренней своей пустоте, которая теперь пустотой уже не была, впуская внутрь ЕЕ. — Мне с тобой хорошо. Мне нравится твоя ирония, твоя сила и твоя нежность. Мне нравится на вкус твоя грусть. Мне нравится твоя страсть. Мне нравишься ты. И ЭТО не «масть».
— Ты можешь этого даже не понимать, — Кира пригладила его взъерошенные волосы. — Кто я для тебя?
— Красивая женщина. Замечательная любовница. Червонная Королева. Та, на кого я хотел бы надеть наручники, но никогда этого не сделаю. Та, с кем мне интересно играть. Просто ты. Кира Игнатова. Или этого недостаточно?
— Как записи в резюме, — усмешка Киры была кривой. — Ладно, я не буду больше приставать к тебе с этими вопросами.
Влад несколько мгновений смотрел на нее, а потом тихо рассмеялся. Странным был этот смех. Ни капли иронии или уже привычной наигранности. Теплый, мягкий, чуть хрипловатый смех.
— Мое глупое Величество… Я не могу сказать тебе «любимая», я не умею любить ТАК. Но мне хорошо с тобой. Моя… моя Королева, — он склонился к ней низко-низко, обжигая дыханием. — Моя страсть…
— Истинная блондинка, — Кира улыбнулась,
— Займешься со мной любовью? — шепнул Влад. Размылась грань. Не враги. Больше никогда не враги. Ее хочется защищать от всего мира. И да, любить. Так, как пишут в книгах.
И он любил. Неистово, сильно. До сорванного голоса и судорожно сжатых пальцев. Принимал то, что она давала, купаясь в ее и своих эмоциях, погружаясь в них с головой. Шептал, стонал, кричал ее имя, улыбался то жарко, то нежно. Вскидывался, когда она оставляла на его спине росчерки своих ногтей. Целовал, ласкал, с ума сводил и сам сходил. Любил…
…Телефон зазвонил, когда Влад был в душе, а она сама, уже приведя себя в порядок, только-только сняла турку с огня. Кира кинула взгляд на дисплей, чуть сморщила носик, но ответила:
— Да, Алеша?
— Надеюсь, я тебе не разбудил? — голос Клейменов был прохладным. Впрочем, как всегда.
— Нет, — она зажала трубку плечом и открыла холодильник, прикидывая, что бы приготовить на завтрак. — Что-то случилось?
— Нет. Просто хотел задать тебе парочку вопросов о том, как ты вчера провела вечер.
Кира медленно закрыла дверцу и отошла к окну, судорожно размышляя, что еще могло случиться. Или это из-за супермаркета?
— Обычно, Алеша, — она пожала плечами, словно собеседник мог это увидеть. — Прошлась по магазинам и вернулась домой. Одна, — а о том, что Влад вернулся к ночи, полковнику Клейменову знать совсем не обязательно.
— Тогда тебе совершенно не о чем волноваться. Но я думаю, что пора прекращать играть в молчанку.
— Чего ты хочешь? — Кира вытянула из пачки сигарету, помяла ее немного, а потом отложила. Пора бросать курить…
— Я жду тебя в «Мэйнстриме». Через полтора часа.
По ушам ударили гудки отбоя, и Кира, тихо выругавшись, отложила телефон. Как бы она не относилась к Клейменову, тот был полезен. И проигнорировать его приглашение было бы ошибкой с ее стороны. Значит, надо собираться…
Влад появился на кухне, когда кофе почти остыл. В одном только полотенце на бедрах, он босиком дошлепал до задумчиво глядящей в окно девушки. Обнял со спины за талию, прижался губами к губам.
— Ты выглядишь озадаченной и слегка на взводе. Что-то случилось?
— У твоего бывшего Департамента появились ко мне вопросы. Мне нужно ехать. Но не думаю, что задержусь надолго. Хотя вряд ли появлюсь раньше вечера: работу никто не отменял.
Влад нахмурился, но ее так и не отпустил.
— Камеры? — думать о том, что не камеры, а что кто-то мог подцепить Червонную Королеву на крючок, что у кого-то на нее может быть компромат, не хотелось категорически. Но думалось.
Высшие «карты» на то и Высшие, что добраться до них трудно. Или вовсе невозможно. И все-таки у кого-то получилось. И теперь у этого «кого-то» к Кире вопросы. И этот «кто-то» не может быть простым оперативником. У него самого выходы на «карты» выше Десятки попросту не было. Но даже и на Десятку у него не было ровным счетом ни-че-го, чтобы давить или принуждать к чему-то.