Пасынки безмолвия

Фролов Андрей

«Обитатели Кольца действительно считают людей плодами эксперимента? – со всем возможным сочувствием и тактом поинтересовался он, наполняя сердце лаской и отеческим всепрощением. – Констатирую величайшее заблуждение…»

«Несуразность, глупость, ложь!» – яростно полыхнуло в ее логосе.

«Превосходство эмоциональной стабильности. Жалость к заблуждениям. Возможность поделиться достоверной информацией».

Петроса начинала опутывать серая тоска. Вероятно, он даже будет скучать по столь неразумным, но жизнелюбивым представителям вида Homo Bifaxis, человека двуличного, такого недалекого и противоречивого…

Покачав

головой, оператор принял решение. Даже если жизнь Йанны отныне равна считаным сотням минут, он откроет ей истину: возможно, подлинное знание позволит нелюдю смириться с уходом и не держать на него зла?

«Описание реальности, – протранслировал он, заметив, как впитывает его мнемослайд самочка, как широко распахиваются ее темно-серые глаза. – Настоящий эксперимент происходит за стенами Куполов. В месте, имеющем название Периметра. Несколько десятков периодов полного солнечного обращения ученые города поддерживают предчеловека, или пустышечника, в его естественной среде обитания. Внимательно изучают образ жизни своих предков в режиме реального времени».

Йанна пыталась возражать, но мужчина швырял логосолитоны так интенсивно и ярко, что она оторопела. Лишь заерзала, разминая за спиной затекающие руки.

«Город снабжает ваш вид продуктами и материалами. Особые механизмы ограничивают рост преступности. Специальные перинатальные программы контролируют рождаемость. Большие корпоративные отделы следят за гуманитарной обстановкой, предотвращая пищевой коллапс».

Скуднодухая замерла, впитывая с откровенным недоверием. Казалось, она сдерживает подступающее веселье, столь неуместное в ее положении.

Петрос, убедившись, что его понимают, продолжил дополнять мнемообраз:

«Для изучения негативных поведенческих механизмов город разработал ряд социальных программ. Одной из них является Лотерея Равновесия. Не более. С первых дней XXIII века все живущие на окружности Циферблата являются плодами крупнейшего эксперимента. Первые особи были выведены из доступного генетического материала. Дальнейший рост популяции стал результатом неконтролируемого размножения в условиях, приближенных к естественным для вашего вида».

В сознании Йанны блеснул клинок вопроса, который Петрос предпочел не расшифровывать, но трактовать по-своему. Он очень надеялся, что правда не обозлит арбалетчицу пуще прежнего – ему совсем не хотелось причинять ей лишнюю боль.

«Желание узнать мотивы? Корректно, готовлю ответ».

Мужчина собрался с мыслями, уже предвидя, каким ударом станет для смышленой пустышечницы горькая правда. Сформулировал, передал:

«Изучение видов. Воссоздание вымерших млекопитающих, предшествовавших эволюционному скачку человека. Сокровищница для ученых: социологов, биологов, археологов, историков, нейропсихологов. Уверенность: в случае получения возможности оживления питекантропа наиболее прогрессивные представители вашего вида пошли бы схожим путем. Богатейший научный материал. Наблюдение за естественным развитием и социальными особенностями проживания палеоантропов. Испытываю жалость. Испытываю необходимость проинформировать. Вывод: Циферблат – эксперимент ученых Новосибирска. С его подопытными город волен делать все необходимое. Прошу простить человечество за пренебрежительное и жестокое отношение к обитателям крупнейшего

зоологического парка в мире».

Он снова глубоко вдохнул, на этот раз не столь судорожно и нервно.

Раскрыв душу перед Йанной, Петрос вдруг почувствовал немалое облегчение. С его плеч словно свалился камень, и он решил, что теперь образы арбалетчицы и Птицы-Цифры не станут вмешиваться в его феи, напоминая о вине и причиненных страданиях.

Бережно погладив скуднодухую по колену, мужчина поднялся на ноги.

И с сиюминутным удивлением обнаружил, что она, сверкая глазами и двигаясь с истинно животной грацией, встает следом. Осознать произошедшее Петрос не успел. Йанна вдруг рванула его за левое плечо, разворачивая лицом к охранникам и проскальзывая за спину. Крепко надавила предплечьем в кадык, точь-в-точь, как это было на кухне, где заложницей едва не стала Кристиния. В шею оператора уперлось что-то очень небольшое, острое и прохладное. К ногам, заставив невольно скосить взгляд, упал шарик кляпа.

Все произошло молниеносно.

Вот они сидят бок о бок, и он пытается проводить самку нелюдя в последний путь. А вот она уже заламывает ему руку, прижимается к лопаткам, дышит в затылок и надрезает кожу на шее чем-то смертельно опасным.

Охранники, среагировавшие с едва заметным опозданием, темными бесшумными тенями ринулись в разные стороны. Выхватили из-под пиджаков пистолеты, приближаясь к освободившейся пленнице с разных сторон, шагая медленно и не выпуская пустышечницу из прицелов. Несмотря на то, что внутренние силы обороны «Голиафа» были вооружены не огнестрельным, а всего лишь тазерным оружием, сердце Петроса ухнуло в желудок, отчего мужчину едва не стошнило.

И вдруг Йанна закричала. Не очень громко, но так злобно и повелительно, что чуть не свалила собственного заложника.

– Лежать, твари! – рявкнула арбалетчица. – Оружие на пол!

Удар по логосу был таким сильным и физически-ощутимым, что инженер скривился от боли. Он не понимал, о чем именно рычит самка. Но внутри вдруг набухло пузырем какое-то древнее знание, нечто сакральное и неизвестное до наступившей минуты, возрастом готовое сравниться с горным хребтом. Что-то первобытное, опасное, привлекательно жгучее.

Из позвоночника будто выдернули стержень, на котором держалось тело. Петрос обмяк, чудом не выскользнув из крепкой хватки, ноги подкосились.

Охранники тоже почувствовали. Их логосы вспыхнули в негодовании и боли, руки дрогнули, и уже через секунду оба рухнули ничком, покорно отбрасывая тазеры. Волна ненависти и всесокрушающей злобы, прозвучавшая в словах самки синантропа, оказалась такой сильной, что у оператора № 53 помутилось в голове.

Затем он почувствовал, что его отпустили.

Тут же рухнул на сиденье вокруг колонны, успев заметить хвостики обрезанных наручников. Едва не соскользнул на пол, в последний момент вцепившись в мягкий край. И увидел, как самка в черной куртке звериным прыжком оказалась возле ближайшего охранника.

Как подхватила тазер, с пронзительным жужжанием стреляя сначала в одного, а затем в другого человека. Как повернулась, сверкая глазами. И направилась прямо к Петросу, грозно покачивая оружием. В левой руке скуднодухой виднелся темно-фиолетовый треугольник крохотного, но бритвенно-отточенного пластикового ножа.