Пасынки Гильдии
Шрифт:
По улице шел прохожий… нет, не так! По улице мимо Лепешки шествовала ее мечта – Очень Богатый Старец. Прямой, как меч, с великолепной седой шевелюрой и лихо закрученными усами. Походка молодая, упругая – можно спорить на серебрушку, что такой старик годится кое на что получше, чем болтовня о простреле в пояснице.
По одежде – наррабанец, да не простой! Либо очень богатый торговец, либо вообще из тех, кто цепляет к своему имени словечко «дэр». А перстни! А браслеты! А сабли с дорогими рукоятями! И это в мятежном
Лепешка уже изнывала от желания. И от зависти к неведомой гадине, которая владеет таким великолепным мужчиной. Отбить! Обязательно отбить, и в болото нынешнего дружка, в болото эти убогие комнаты, снятые в чужом доме. Она, Лепешка, сдохнет на месте, если не станет последней страстью знатного чужеземца!
Пока голова горела от хищных мыслей, руки проворно поправляли волосы, опускали пониже и без того глубокий вырез платья, расправляли складочки великолепного покрывала.
И в точно рассчитанный момент – нежный, заботливый оклик:
– Эй, путник! Эй!.. Да-да, благородный чужестранец, я к тебе!.. Будь осторожен! Только что за угол свернули пятеро головорезов, да такие, что жуть!..
Остановился. Поднял голову. Уставился на Лепешку – ах, как уставился! Глаз не отведет, словно его снежные феи заморозили! Теперь не упустить…
– Почтенный, тебе надо выждать, чтобы они ушли… Погоди, я отопру дверь…
Скорее, скорее, бегом… вот уже гремят засовы, распахивается дверь… хвала богам, не ушел, ждет…
– Войди, добрый путник! Я…
Слова застыли у Лепешки на языке, потому что глаза ее встретились с глазами гостя.
Нет, это был не взор влюбленного. И не взгляд человека, принявшего вежливое приглашение. От того, кто так смотрит, нужно бежать, как от лесного пожара.
Взвизгнув, Лепешка бросилась через маленькую прихожую, споткнулась о порог, упала.
Наррабанец вошел в дом и закрыл за собой дверь…
Странный гость недолго пробыл в комнате Лепешки. Вскоре дверь снова отворилась, старик вышел на крыльцо, вкладывая в ножны одну из сабель.
Лепешка следовала за ним до порога. В женщине трудно было узнать кокетку, что недавно окликнула прохожего из окна. Зареванная, растрепанная, с размытой ручейками слез краской на щеках, она пыталась что-то сказать, но не решалась. Из неглубокого пореза над ключицей сбегала тонкая струйка крови, пачкая обрамляющие вырез дешевые кружева.
– Если ты солгала мне, – не оборачиваясь, ровно сказал старый наррабанец, – ты нигде не сыщешь места, чтобы скрыться.
– Я… нет… я все, что знаю… – залепетала женщина.
Гость уже прикрывал за собой дверь, когда Лепешка робко спросила:
– А… покрывало?
Старый наррабанец жестко усмехнулся:
– Оставь
Чердак показался Нитхе неожиданно крошечным, меньше чулана. Но она сразу поняла, в чем дело: он был разгорожен хлипкой стенкой из досок, в щели меж которыми струился свет. Эти жидкие полоски перечеркивали пыльную темноту чердака и позволяли разглядеть низки сушеных грибов и яблок, свисавшие с потолка.
– Тут сиди. – Патлатый пнул перевернутый ящик. – Тихо сиди, как мышка, не то пожалеешь. Проголодаешься – можешь яблочки пощипать. Но упаси тебя наррабанские боги сунуться за загородку! – Он указал на дверцу в дощатой стенке, закрытую на засов. – Там живет огромное жуткое чудовище. Оно тебя живьем сожрет, я не шучу!
– Дяденька, – всхлипнуло несчастное дитя, – я боюсь!
– Можешь бояться и дальше, – милостиво разрешил Патлатый, спустился по лестнице и запер над своей головой чердачный люк.
Едва Нитха осталась одна, как маска наивного ребенка была сорвана и отброшена.
Юная наррабанка, словно шустрый зверек в клетке, быстро обследовала закуток, ставший ее тюрьмой. Выхода не нашла, но особо не огорчилась: был бы выход, ее бы тут не заперли. Люк она подергала и стены обшарила лишь для того, чтобы больше о них не вспоминать. Куда больше заинтересовала ее вторая половина чердака. Не зря же ей запретили туда соваться! И даже сочинили страшную сказочку про огромное чудовище, которое питается непослушными девчонками…
Нитха припала глазом к самой широкой щели. Она не верила предостережению Патлатого, но в этот миг ее сердце замерло от предвкушения: «А вдруг?..»
И тут же – облегчение и разочарование: «А я что говорила?..»
Разумеется, никаких чудовищ. Ничего необычного, интересного, пусть даже страшного.
На той половине чердака гораздо светлее. Значит, оконце выходит на запад.
В щель виден каждый уголок запретного помещения. Под самым окном ворохом рассыпаны пустые корзины, рядом валяются какие-то тряпки. По стене растянута рыбачья сеть. Тут же, у стены, стоял большой сундук, запертый на ржавый крюк… напротив лежит какая-то рухлядь вроде старого тулупа.
И никакого чудовища, даже следа его не видно.
Приободрившись, Нитха положила руку на рычаг. Он без стука вышел из паза, дверь не скрипнула – и Нитха ступила на запретную часть чердака.
И ничего не случилось! Никто не рухнул на нее с потолка, никто не набросился из темного угла. Старый тулуп оказался именно тулупом и ничем другим (Нитхе даже захотелось дать ему пинка за пережитые мгновения тревоги). По углам пышно красовалась паутина, и казалось, что сеть на стене – того же рода кружево. Раскатившиеся корзины и впрямь были пусты, кроме самой большой, доверху набитой грязной ветошью.