Пасынки Вселенной
Шрифт:
Хью взглянул на Алана.
— Я — не — знаю — и — не — хочу — знать! Сиди с женщинами и не задавай глупых вопросов.
Алан неохотно ретировался, бросив взгляд на поверхность планеты и яркое небо. Зрелище заинтересовало его, но не слишком — его способность удивляться уже почти перегорела.
Только спустя несколько часов Хью обнаружил, что имеется еще одна группа лампочек, манипуляции с которой запустили механизм посадки.
Появился Эртц.
— Что случилось, Хью?
Хью указал на иллюминатор.
— Мы на месте.
На большее его не хватило — сказывались усталость и эмоциональное истощение. Несколько недель он боролся с кораблем, плохо понимая, что именно нужно делать, боролся с голодом, а в последние дни и с жаждой. Много лет он жил одной страстной надеждой — и теперь у него почти не осталось сил радоваться.
И все же они приземлились, они завершили Путешествие Джордана. Он был счастлив, и он очень устал.
— Джордан! — Эртц не мог сдержать восклицания. — Давай выйдем!
— Давай.
В воздушном шлюзе стоял Алан, за ним сгрудились женщины.
— Прилетели, Капитан?
— Заткнись, — сказал Хью.
Женщины столпились возле иллюминатора; Алан с важным видом порол чушь, объясняя им, что они видят снаружи. Эртц открыл последнюю дверь.
Внутрь хлынул свежий воздух.
— Холодно, — произнес Эртц. На самом деле температура была всего лишь на каких-нибудь пять градусов ниже, чем постоянная температура на Корабле, но Эртц еще не знал, что такое «погода».
— Ерунда, — фыркнул Хью, раздраженный малейшей критикой в адрес «его» планеты. — Тебе просто кажется.
— Возможно, — отступил Эртц. После неловкой паузы он предложил: — Выходим?
— Конечно. — Преодолев собственную робость, Хью оттолкнул его и спрыгнул с пятифутовой высоты на землю.
— Давайте — здесь здорово.
Эртц спрыгнул вслед и встал рядом. Больше они не решались сделать ни шага.
— Просторно, да? — хрипло произнес Эртц.
— Ну, так и должно было быть, — отрезал Хью, злясь на себя за то же чувство потерянности.
— Эй! — Алан осторожно выглянул из люка. — Можно спускаться? Как там?
— Давай.
Алан бесстрашно перевалился
Свою первую вылазку они совершили за пятьдесят футов от Корабля.
Они держались кучкой и старались не спотыкаться на странной неровной палубе. Ничего необычного не произошло, пока Алан не оторвал взгляда от земли и не обнаружил, впервые в своей жизни, что ни стен, ни потолка нет. Голова его закружилась, накатил острый приступ агорафобии; он застонал, закрыл глаза и повалился на траву.
— Какого Хаффа… — начал Эртц, озираясь — и повалился рядом.
Хью держался из последних сил. Он упал на колени, но не позволил себе лечь на землю, лишь оперся на руку. У него все же было преимущество — он подолгу смотрел в иллюминатор, а ведь и Алан с Эртцем не были трусами.
— Алан! — пронзительно закричала его жена от двери шлюпки. — Алан! Вернись!
Алан приоткрыл один глаз, сфокусировал зрение на Корабле и снова припал к земле.
— Алан! — скомандовал Хью. — Прекрати! Садись.
Тот сел с видом человека, которому нечего больше терять.
— Открой глаза!
Алан осторожно подчинился, но снова поспешно закрыл их.
— Посиди спокойно, и все пройдет, — добавил Хью. — Я уже в порядке.
В подтверждение своих слов он поднялся на ноги. Голова еще кружилась, но он справился. Эртц тоже сел.
Солнце пересекло уже немалую часть неба, времени прошло столько, что и упитанный человек успел бы проголодаться — а они уже давно не ели досыта. Даже женщины вышли наружу — точнее, их вытолкали. Они не решались отойти от Корабля и сидели тесной кучкой. Однако мужская половина уже освоилась ходить поодиночке даже в открытых местах. Алану было теперь нипочем отойти и на пятьдесят ярдов от Корабля, что он с гордостью проделал несколько раз на виду у женщин.
В одну из таких вылазок он заметил маленького зверька, чье любопытство пересилило осторожность. Нож Алана остановил его. Алан подобрался к нему, схватил добычу за ногу и гордо принес Хью.
— Посмотри, Хью! Добрая еда!
Хью посмотрел одобрительно. Его первый непонятный страх прошел. Теперь его переполняло теплое глубокое чувство обретенного дома. Это было хорошим предзнаменованием.
— Да, — согласился он. — Добрая еда. Отныне и навсегда, Алан, добрая еда.