Пасынок судьбы
Шрифт:
Кроме спецслужб, мой сигнал схватили более четырёхсот человек, учащихся и работников школы, – те самые устройства, которые я активировал перед выходом в вестибюль. Там были не только динамики – абсолютно все приборы связи в радиусе сотни метров. Я принудительно отправил сигнал на них, на все окружающие браслеты, не только музыку – всё. Так что я стал героем, школа говорит только обо мне, но от этого на душе не легче.
– Да, сеньор комиссар… Конечно, сеньор комиссар… – расшаркивался Витковский перед офицером-безопасни-ком. Не тем, что допрашивал меня, а другим – более важным. –
Я видел, как в карман офицера из рук директора перекочевала золотая пластинка, они не стеснялись делать это почти в моём присутствии. Пластинка не такая, что валяется у меня в кармане, которую я забыл отдать Бэль в субботу, а более массивная, империалов на тысячу. Словом, и здесь глухо, как в воздуховодной шахте.
Итог: я (пусть не сам, с помощью прибора, полученного случайно от другого человека) устроил дебош. Знатный, мощный, агрессивный, какой и планировал, с тяжёлыми последствиями. При этом подал в город сигнал, круче которого быть не может, параллельно скинув информацию четырём сотням человек. И всё равно с мёртвой точки ничего не сдвинулось. Кампоса и дружков увезли в больницу, кто более-менее ходячий – отпустили по домам, не предъявив никаких обвинений, а против меня завели сразу два дела – хулиганство и электронный терроризм. Даже камеры, камеры системы охраны школы, были всем до фонаря. Золотая пластинка в карман дэбэшника – и проблемы решены.
Расшаркавшись с комиссаром, директор подошёл ко мне и, кивнув «Пошли», вошёл в приёмную:
– Сиди здесь.
Я сел.
Кресло было кожаным, причём из натуральной кожи, не заменитель, не промокнет. Жаль. Хоть в мелочи, а хотелось напакостить напоследок. Передо мной сидела крашеная кукла, секретарша Витковского. Я развалился, закинул ногу за ногу и принялся внимательно её рассматривать, оценивая сиськи и остальные внешние данные. Да, с такой бы и я повалялся! Теоретически. Практически бы побрезговал. Ненавижу высокомерных шлюх!
Она меня боялась, и сильно. Руки её дрожали, постоянно что-нибудь роняла, а глаз без конца дёргался, косясь в мою сторону – не буду ли её убивать прямо здесь? Я состроил кровожадную гримасу – такая реакция на свою персону начинала нравиться. «Шимановский, Великий и Ужасный!» Она занервничала ещё больше.
Встала, вошла к Витковскому, прикрыла дверь. Вдруг раздался гневный рык, слышимый даже сквозь закрытую дверь. Клёво!
Секретарша выскочила, семеня мелкими шагами, смотря в пол. Следом появился директор, красный как рак, рявкнул:
– Заходи!
Я поднялся и вошёл, развалившись в кресле перед его столом. Он сел, уставился на меня. Помолчали.
– Шимановский, я тебя предупреждал? – начал он старую песню.
Я не реагировал. Пусть говорит что хочет, итог всё равно известен.
– Я предупреждал тебя, никаких фокусов! И что в итоге?
– В итоге на меня
– Да? – Он сделал очень удивлённое лицо. – А у меня другие сведения! Ты с двумя подельниками подло напал на сокурсников, избил их, да так, что трое находятся в больнице в тяжёлом состоянии!
Я безразлично пожал плечами. Что-то сдерживало его, какая-то боязнь – видно, не был уверен в дэбэшной крыше. Потому сидел и разговаривал со мной, вместо того чтобы молча дать пинка под зад. Накручивал себя, решался.
– То, что вы нарушили закон, я молчу – пусть разбираются гвардия и суд, у меня нет полномочий лезть в их дела. Но то, что это произошло в моей школе, на подотчётной мне территории… – Он назидательно покачал головой. – Здесь я имею власть и все полномочия. Ты отчислен!
Почему я даже не вздрогнул от этих слов?
– Вы не можете отчислить меня без решения дисциплинарной комиссии, – решил всё же пободаться я. Да, это бесполезно, но апатия ещё не полностью овладела мной.
– Могу, почему нет? – удивился он.
– Потому что у вас нет доказательств. Я же могу предоставить массу свидетельств обратного. Того, что сам являлся объектом агрессии, на меня напали.
– Разве? – Он картинно развёл руками. – Ты, наверное, имеешь в виду съёмку, которая велась с твоего… с той штуковины, что была у тебя на голове?
Я кивнул. Что эта крыса придумала?
– А согласно уставу, данные с посторонних источников не могут являться основанием для исключения. Кроме проверенных специальными службами, подлинность которых установлена экспертами. А теперь подумай, Шимановский, ДБ станет ввязываться в вопрос твоего исключения? Оно им надо?
Ах ты ж, скотина такая!
– Гвардия…
– Гвардия это дело не ведет. – Витковский ехидно оскалился. – Ну, кому и что ты доказал? Слушать старших надо, Шимановский, а не выпендриваться! А теперь смотри.
Он развернул на боковой стене панель визора, во всю стену, и, что-то понажимав, вывел туда данные камер внутреннего слежения. Их было шесть штук, с разных ракурсов.
– Смотри-смотри!
Я смотрел во все глаза. Наблюдать за картиной боя со стороны, видя все допущенные ошибки… Здорово! Бой, оказывается, длился недолго, хотя казалось, шёл целую вечность.
– Ай-ай-ай, какой агрессивный мальчик! А говоришь, жертва нападения! – В этот момент я добивал предпоследнего противника и брался за Толстого. – Опять же откуда у тебя граната – пусть разбирается безопасность, но пронос её на территорию… А также шокер и кастет… Ты сам прекрасно понимаешь, Шимановский!
Я понимал. Это вещдоки, которые безопасники также изъяли и увезли. Но их-то в случае чего они предоставят как миленькие!
– А теперь последний штрих.
На экране все шесть каналов свернулись в дорожки, директор поднял их выше и выделил рамкой.
– Единственным основанием доказательства твоей правоты является эта съёмка, так? На неё ты рассчитывал, выходя в вестибюль? И тогда, в столовой, и когда бил сеньора Рубини?.. Эх, юноша, юноша, как можно быть таким наивным!
На голограмме высветилась табличка: «Удалить?»