Патриций
Шрифт:
– Ой, какая прелесть! – доносилось тем временем со стороны кухни. – А это что такое?
– Кофемолка, – отвечал голос Стеллы.
– Кофе измельчает, да? Мелко измельчает?
– Терра, прекрати!
– Как вас зовут? Ира? – переспросила Стелла.
– Да, девочка, для тебя я – Ира! Ой, Анаис, посмотри, посмотри, плита! Ты нам о такой рассказывала, да? Честно сказать, мне такой агрегат внушает чувство опасности! Ой, а сюда, сюда посмотри!
– Перестань, Терра! Прекрати, прошу тебя!
– Ладно тебе, Анаис, когда еще такое увижу! Ластения, Ластения,
Прислушиваясь к этим странным разговорам, Макс ощущал себя попавшим в какой-то параллельный мир. На пороге комнаты возник малыш и поинтересовался:
– Вы поставили стол?
– Да.
– А почему ничем не накрыли?
– Чем… – Макс пытался сглотнуть, но горло пересохло, – чем его накрывать?
– Перед тем, как поставить приборы, стол обычно накрывают какой-нибудь тканью, – поучительным тоном сообщил мальчик. – Здесь так не делают? У вас жрут прямо с голой крышки?
Сдержав смех, Алмон сказал ему позвать Сократа.
– Папа! – побежал на кухню Ют. – Все готово! Можешь заносить!
Осторожно ступая, дабы не расплескать, толстяк внес пластмассовый поднос с разномастными чашками и поставил на стол, а потом показал демонстративный кулак малышу, потихоньку продвигавшемуся к музыкальному центру.
Решив, что одного только кофе для полноценного застолья все-таки маловато, Стелла решила приготовить какие-нибудь несложные закуски на скорую руку. Анаис предложила ей свою помощь, а Терра с Ластенией довольствовались ролью наблюдателей.
– Девчонки, а как зовут мужчину с серыми глазами? – спросила Стелла, обращаясь к раковине, в которой мыла яблоки.
– Алмон. – Ответила нарезавшая сыр Анаис.
– Какое красивое и необычное имя, – девушка сложила фрукты в пластмассовую красную вазу. – Он спортсмен?
– Скорее военный.
– Военный? – приподняла брови Стелла. – Ничего себе… А он женат?
– Да! – ядовито отрезала черноволосая «пантера». – На мне! И у нас трое детей!
– Лапочки, – заглянул на кухню толстяк, – помощь нужна?
– Нет, спасибо.
– Хорошо, тогда я за Ютом послежу, пока он тут все не разгромил. Если что, зовите!
Толстяк скрылся из вида, и через секунду послышался его окрик:
– Поставь на место! Кому сказал, на место поставь! И не смей ничего трогать!
– А что это такое, пап?
– Телефон! Не трогай, кому сказал! Дай сюда, несчастье мое!
Наконец, общими усилиями стол накрыли, расселись гости и хозяева.
– Что это? – Макс взял коричневую бутылку с золотой этикеткой.
– Коньячок это, в принципе, можно так назвать, – ответил толстый весельчак, сыпавший шутками направо и налево, между делом он еще успевал извлекать своего мальчика из-под стола и стаскивать со спинок кресел.
– Да? Никогда такого не видал. Чье это производство?
– Пока это еще мало известная здесь марка, но, уверяю тебя, вкус просто неземной. Дай-ка сам разолью.
– А я знаю, а я знаю, это папина фабрика!
– Ют, замолчи!
– Давайте
– Сейчас представимся, – заулыбался толстяк. – Дело в том, что мы все артисты и пользуемся псевдонимами, так что извольте любить и жаловать: Ластения, Анаис, Терр-Розе, можно просто Терра или даже Тер, это Алмон, Ютфорд и я – Сократ.
– Как философ, да?
– Ага.
«Значит, я прав, – подумал Макс, – Дэн действительно работал в театре, вот откуда у него этот наряд».
– А на каком языке написано название коньяка? – поинтересовалась Стелла, разглядывая этикетку. – На греческом? На иврите? Странная какая надпись.
– На санскрите, – хмыкнул толстяк и всем налил еще по рюмочке. – Давайте-ка пригубим за наступающий праздник.
– Извините, что перебиваю, – наконец-то немного расслабился Макс, – а малыш тоже будущий артист?
– О, да, это точно! – закивал обаятельный родитель. – Уж он-то непременно станет звездой!
Поднимаясь по лестнице, Дэн то и дело спотыкался, норовя выронить набитые продуктами сумки – в подъезде, как обычно, царила кромешная темнота. Затем пришлось долго попадать ключом в замочную скважину. Когда же дверь наконец открылась и Денис вошел в квартиру, он услышал голоса и взрывы смеха. «Ну, вот, – раздосадовался Дэн, – Новый год завтра, а толпа собралась уже сегодня!» Поставив сумки на пол, он разулся, снял куртку и вдруг увидел, как из кухни вышел ребенок с большим апельсином в руках. Он чинно прошествовал мимо, не заметив Дэна в темноте прихожей и скрылся в комнате, аккуратно прикрыв за собою дверь.
– Ты где уже фрукт стащил, горе мое? – донеслось из-за двери, и рука Дениса замерла, не донеся куртки до крючка вешалки. – Дай сюда, я сам тебе почищу, а то сейчас весь дом будет в кожуре! Дай сюда, это не мяч! Не надо им в тетю бросать! Извини, Стелла, тебе не больно?
Дэн замер, не в силах пошевелиться, на лбу даже испарина выступила. Так он себя чувствовал только один раз в жизни: когда очнулся на Сатурне и понял, что находится на другой планете…
– Дай сюда апельсин, кошмар ты мой ходячий! Да заберите у него этот проклятый фрукт кто-нибудь, я ж не дотянусь отсюда! Ничего смешного, Алмон, я не вижу! Вот он сейчас все стекло в этом шкафу расколотит, а мне потом платить!
Дэн наконец очнулся и на негнущихся ногах прошел в квартиру. Когда он был уже на пороге комнаты, дверь распахнулась, и Дэн лицом к лицу столкнулся с Терр-Розе.
Ни с того, ни с сего, задумчивая зима Марса разразилась невиданными снегопадами, почти парализовавшими воздушные трассы и Гавань. В сплошной снеговой завесе, будто призраки, двигались снегоочистительные машины, но толку от них было мало. Марс замер, погруженный в голубую тишину, словно уснул. Возможно, Марс даже видел оранжевые сны под этим пышным покрывалом, но какие именно, было известно только ему одному.