Патрик Кензи
Шрифт:
Лайл носил широкополую шляпу и красный платок вокруг шеи, а также большие темные очки в диковинной оправе, заслонявшие почти половину его маленького веснушчатого лица. По его словам, эти очки придавали человеку городской лоск, и это была его единственная уступка позорному миру янки, который был не способен оценить три главных божьих дара человечеству — виски «Джек Дэниэлз», лошадь и, конечно же, Уэйлона.
Я высунулся из окна и увидел, что Лайл стоит ко мне спиной, размалевывая соседний дом. Музыка гремела с такой силой, что он никогда в жизни не услышал бы меня, поэтому я просто закрыл окно,
Однако все это ничего не значило для Энджи.
Она разбудила меня вскоре после десяти, шныряя по квартире, варя кофе, открывая окна навстречу хорошему осеннему деньку и шаря в моем холодильнике. При этом Уэйлон или Мерл или, может, Хэнка вновь ворвались ко мне.
Когда это не возымело желаемого эффекта, она просто открыла дверь в спальню и сказала:
— Вставай.
— Убирайся. — Я натянул одеяло себе на голову.
— Вставай, малыш. Надоело. Давай.
Я швырнул в нее подушку, но она увернулась, и та пролетела дальше, разбив что-то на кухне.
— Надеюсь, тебе не очень нравились эти тарелки, — сказала она.
Я встал и, чтобы скрыть свои флюоресцентные «боксеры» в стиле Марвина-марсианина [9] , обернулся простыней до пояса. В таком виде я проковылял на кухню.
Энджи стояла посреди комнаты, держа обеими руками чашку с кофе. Несколько разбитых тарелок валялось на полу и в раковине.
— Кофе? — спросила она.
Я нашел метлу и стал сметать осколки. Энджи поставила свою чашку на стол и наклонилась ко мне, подавая совок.
9
Мультипликационный герой-робот, известен с 1948 г.
— Ты, вижу, все еще недооцениваешь пользу сна? — спросил я.
— Чепуха. — Она собрала осколки и бросила их в мусорную корзину.
— Откуда ты знаешь? Ты никогда не пробовала.
— Патрик, — сказала она, сваливая в корзину очередную порцию стекла, — я не виновата, что ты до утра пил со своими дружками.
Надо же, моими дружками.
— Откуда ты знаешь, что я с кем-то пил?
Она выбросила последнюю кучку стекла и выпрямилась.
— Потому что твоя кожа имеет характерный зеленый оттенок, и еще потому, что на моем автоответчике утром раздавался невнятный пьяный лепет.
— А-а… — Я едва вспомнил телефон-автомат и короткие гудки. — И что было в том послании?
Она взяла свою чашку кофе со стола и прислонилась к стиральной машине.
— Что-то вроде: «Где ты, сейчас три часа ночи, случилось что-то страшное, надо поговорить». Остальное не поняла, потому что, мне кажется, ты перешел на суахили.
Я спрятал совок, метлу и корзину для мусора в кладовку и налил себе чашку кофе.
— Итак, — сказал я, — где же ты была в три часа ночи?
— Ты мне что, отец? — Она нахмурила брови и ущипнула меня за талию выше простыни. — А сам вон жирок нарастил.
Я достал сливки.
— Ничего подобного.
— А знаешь, почему? Потому
Я пристально посмотрел на нее и добавил в кофе сливок.
— Ты собираешься отвечать на мой первый вопрос?
— Насчет того, где я была прошлой ночью?
— Да.
Она отхлебнула кофе и взглянула на меня поверх чашки.
— И не подумаю. Я проснулась сегодня с теплым, однако смутным ощущением и широкой улыбкой на лице. Очень широкой.
— Такой же, что я вижу в данный момент?
— Шире.
— Гм-м-м… — сказал я.
Энджи уселась на стиральную машину.
— Итак, ты звонишь мне на бровях в три часа ночи, чтобы проконтролировать мою сексуальную жизнь. В чем дело? — Она зажгла сигарету.
— Помнишь Кару Райдер? — спросил я.
— Да.
— Ее убили прошлой ночью.
— Нет. — Глаза ее расширились.
— Да. — Из-за дополнительной порции сливок мой кофе напоминал детское питание. — Распята на Митинг Хаус Хилл. — На мгновение она закрыла глаза, затем открыла. Она посмотрела на свою сигарету так, словно та могла ей что-то объяснить.
— Есть догадки, кто мог это сделать? — спросила она.
— Да нет, никто вроде не маршировал по Митинг Хаус Хилл с окровавленным молотком, выкрикивая: «Кто со мной распять бабенку?», если ты это имела в виду. — Я вылил свой кофе в раковину.
— Ну что, немного отпустило? — тихо спросила она.
Я налил в свою чашку свежий кофе.
— Не знаю. Еще слишком рано. — Я повернулся, а она соскользнула со стиральной машины и стала передо мной.
Я видел худенькое тело Кары, лежащее в холодной ночи, распухшее, выставленное на всеобщее обозрение, ее пустые, невидящие глаза.
— Позавчера я встретил ее возле «Изумруда», — сказал я. — Мне показалось, она в беде, но я не стал ничего выяснять. Одним словом, проморгал.
— И что? — спросила Энджи. — Чувствуешь себя виноватым?
Я пожал плечами.
— Ты не прав, — сказала она, проведя теплой ладонью по моему затылку и заставляя меня взглянуть ей прямо в глаза. — Понятно?
Никто не должен умирать, как Кара.
— Понятно? — переспросила Энджи.
— Да, — сказал я. — Думаю, да.
— Нечего думать, — сказала она и, отняв руку, вытащила из кошелька белый конверт и протянула его мне. — Он был приклеен скотчем к входной двери внизу. — Потом она указала на маленькую коробку на кухонном столе. — А это стояло у двери.
Моя квартира находилась на третьем этаже, и обе ее двери, как парадная, так и задняя, запирались на засов. К тому же дома всегда имелась пара пистолетов. Но все это не могло сравниться с мощью двойных дверей, что охраняли сам дом. Обе были сделаны из тяжелого черного немецкого дуба и отделаны, для усиления боеготовности, пластинами из стали. Стекло внешней было снабжено сигнализацией, плюс на дверях красовалось в общей сложности шесть замков, которые открывались с помощью трех различных ключей. Один набор был у меня. Другой — у Энджи. Еще один у жены хозяина, которая занимала квартиру на первом этаже, так как была не в состоянии выносить общество своего мужа. И наконец, двумя комплектами обладал сам Станис, мой сумасшедший хозяин, который боялся, что к нему вломится ударный отряд большевиков.