Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
– Что же такого сделал Гарри – нашел Гитлера и Мартина Бормана в южноамериканском баре для голубых?
– Хотел бы я, чтобы это оказалось столь незначительным. Проведя операцию, ваш брат выявил списки тех, кто поддерживает неонацистов в боннском правительстве, среди германских промышленников, а также в США, Франции и Англии.
– Молодец, старина Гарри! – воскликнул Лэтем. – Никогда ничего не делал наполовину! Черт подери, я горжусь им!
– Вы, очевидно, не поняли, Дру. Некоторые из этих имен, даже многие, принадлежат самым известным людям в наших странах, людям с отличной репутацией.
– Если их выявил Гарри, значит, так оно и есть. Никто на свете не мог бы перевербовать моего брата.
– Мне так и говорили.
– Так в чем же проблема? Преследуйте мерзавцев! Глубокая конспирация исчисляется не неделями, не месяцами и даже не годами. Это могут быть десятилетия – стратегов любой разведки.
– Но все это так трудно понять…
– А вы не пытайтесь. Действуйте!
– Хайнрих Крейтц решительно отклоняет четырех человек из боннского списка – трех мужчин и женщину.
– Он что, считает себя всеведущим господом богом?
– В них есть еврейская кровь, их родственники погибли в лагерях – в Аушвице и в Берген-Белзене.
– Откуда ему это известно?
– Им сейчас за шестьдесят, но все они учились у него в начальной школе, и он всех их, рискуя жизнью, уберег от министерства арийских исследований.
– Вполне возможно, его провели. Из двух моих встреч с ним я вынес впечатление, что его очень легко провести.
– Это от образованности. Как многие ученые, он нерешителен и чересчур разговорчив, но при всем том это блестящий ум. Он человек проницательный и с огромным опытом.
– Последнее относится и к Гарри. Он не мог доставить ложную информацию.
– Говорят, в вашингтонском списке есть имена, которые ставят в тупик. Соренсон считает их невероятными.
– Столь же невероятным казалось, что Чарльз Линдберг, молодой пилот «Духа святого Людовика», на стороне Геринга. Ведь только потом он понял, что все они – носители зла, и тогда стал сражаться на нашей стороне.
– Едва ли такое сравнение уместно.
– Может, и нет. Я просто хотел привести пример.
– Предположим, ваш брат прав. Пусть наполовину или на четверть… или даже еще меньше.
– Он же доставил имена, господин посол. Никто этого раньше не сделал или не смог сделать, поэтому полагаю, вы должны действовать так, как если бы они были bona fides, [46] пока не будет доказано обратное.
– Вы хотите сказать, если я правильно вас понял, что надо считать их виновными, пока не будет доказано обратное?
– Мы обсуждаем не процедуру законности, а говорим о возрождении самой страшной чумы, какую знал мир, включая бубонную! Времени для рассуждений о законности нет – мы должны остановить их сейчас.
46
Настоящие, подлинные (лат.).
– Именно так когда-то говорили про коммунистов, но оказалось, что подавляющее большинство тех, кто слыл таковыми в нашей стране, не имели с ними ничего общего.
– Это же совсем другое! Здесь
– Имея в активе только эти списки? – мягко спросил Кортленд. – Имена людей столь уважаемых, что никому и в голову не придет заподозрить их в подобном безумии? Как к этому приступить? Как?
– Вам помогут такие, как я, господин посол, люди, умеющие отличать оболочку от сущности и добираться до правды.
– Это имеет весьма неприятный запашок, Лэтем. Чьей правды?
– Правды с большой буквы, Кортленд.
– Простите?
– Простите меня… мистер Кортленд, господин посол! Время дипломатических – даже этических– ухищрений миновало. Я мог бы лежать уже бездыханным трупом в моей постели в «Мёрисе». Эти мерзавцы играют не в бейсбол и свои взрывающиеся мячи посылают из оружия.
– Кажется, я понимаю, из чего вы исходите…
– Попытайтесь пожить такой жизнью, как я, сэр. Попытайтесь представить себе, что ваша посольская кровать разлетается в щепки, а вы вжались в стену и думаете, куда попадет очередная очередь – в лицо, в горло или в грудь. Это – война, тайная война, согласен, но несомненно война.
– С чего же вы начнете?
– У меня есть с чего начать, но я хотел бы получить список Гарри по Франции, а пока мы с Моро займемся тем, кто у нас на примете.
– Второе бюро еще не допущено к списку французских коллаборационистов.
– Что?!
– Вы же слышали. Так все же, с чего вы начнете?
– С установления имени человека, нанявшего машину, которую наш знаменитый, хоть и малость рехнувшийся актер опознал севернее Нового моста.
– Моро дал его вам?
– Конечно. Машина на авеню Монтень, на которую наткнулся Брессар, была поставлена там специально. Она из Марселя, но проследить, кто ее арендовал, очень сложно – на это уйдут недели. А моего человека мы держим: сегодня в четыре часа он будет у себя на службе. И мы его сломаем, даже если придется зажать в тиски его яйца.
– Вы не можете работать с Моро.
– Что это значит? Почему?
– Он в списке Гарри.
Глава 7
Потрясенный Дру покинул свой кабинет и, спустившись по винтовой лестнице в холл, вышел через бронзовые двери посольства на авеню Габриель. Свернув направо, он зашагал к пивной, где они с Карин де Фрис договорились пообедать. Дру был не просто потрясен, а охвачен яростью. Кортленд отказался даже обсуждать то, что Клод Моро, начальник Второго бюро, оказался в списке Гарри. Он не желал комментировать этот невероятный факт и сразу остановил Лэтема, начавшего возражать.