Паучий замок
Шрифт:
Но вот уже наплывает булыган, висящий над пропастью и светильник на нём и крепкие, слишком даже крепкие руки друзей, для которых, наконец-то, есть работа: надо подтянуть смельчаков к камню, развязать их, перевязать на вторую страховку и спустить вниз, а там другие руки, такие же надёжные, подхватят и усадят на настоящие опоры.
Мишка уже полулежит на камнях, заботливо укрытых шкурами, хотя тело его ещё дёргается и пытается держать равновесие движением рук, которое здесь уже не действует. Вниз по ступеням ползёт таким же кульком тело Верта, тот и не собирался
— Последнего не забудьте подстраховать, а верёвку сдёрнешь, ладно?
— Да сиди уж! Раскомандовался! Обмякни.
Пашкин голос только внешне груб. Он волновался! Он всё это время напряженно держал грубый бесполезный канат, который обвис сразу же, как они влезли в окно. И уже успел показать другу кулак. Он знал, понял. Но крепко держал, чтобы другие не поняли. Это такой друг!
И Мишка честно старается обмякнуть, только сейчас понимая, что у него не осталось никаких сил. Совсем. А рядом, извиваясь, пристраивается поудобнее Верт.
До-овольный!! И даже не пытается заглянуть в свою корзину. Тот полёт, который они совершили, не под силу ни одному колдуну королевства, уж кто-кто, а принц знает точно. И это чудо совершил простой мальчишка, с которым он знаком всего-то дней двадцать, от силы восьмушку.
Сын воина, никогда не учившийся и только разворачивающий свои крылья. Командир, который сумел сберечь всё своё войско, уйти от неведомого зверя, сговориться с сумасшедшим магом, получить от него подарки и найти старый замок! Кем же он станет через несколько лет?
Канчен-Та, полная энергии, скачет по невидимым ступеням, хотя её тоже тормозят на спуске, и все скачки напрасны, спустилась, отвязалась, подбежала, и при всех, уже совсем не стесняясь, целует летунов по очереди, но не как подружка, а как мать, что ж, ей, единственной здесь женщине дано полное на это право.
Все отдежурившие покидают свои посты и расслаблено собираются сюда, к лежбищу отлетавших своё командиров. Кто-то садится рядом на шкурах, поближе к светильнику, кто-то стоит, разминаясь. Задают дежурные вопросы типа 'ну как?', на которые достаточно выдавить из себя '..мально', бухаются на камни мотки верёвок, которые тут же начинают разбирать, развязывать, укладывать, короче, идёт привычная пост работа.
Наверху остаётся Пашка, который отвязал всё и оставил себе одну веревку, которая не привязана, а просто накинута на булыган. Вот и он внизу, остаётся только потянуть за любой конец этой верёвки, и второй побежит сначала вверх, огибая камень, а потом сам упадёт к ногам, так всегда и делается.
Только что-то не так у друга. Мишка краешком глаза видит рывки, которых не должно быть, и, зная Пашкину резкость, вскакивает. Раз!.. Другой!.. Застряла!
— Все — вон отсюда!!! Верт — корзина!!! Воон!! Пошли!! Да бросьте всё, тьма вас забери!!!
Камень шевельнулся. Целый день он висел, монолитом, заговоренный юным кудесником, и лишь в самом конце решил показать характер. Теперь, если на скользкой горке он наберёт скорость,
— Пашка! Чёррт! Брось её!
— Застряла, гадина! Узлы одни!
— Пашка, камень!!! Камень!! Бросааай!!
Светильник на камне теперь похож на маяк, он раскачивается вместе со своим постаментом и свет мечется по пещере. Пашка замер, не зная, что делать, потому что бежать ему надо не туда, куда полетит смертельная опасность, а в другую сторону, вот только булыган пока только раскачивается. Куда его понесёт?
Наконец, как будто решившись на смелый поступок, серая громадина тихо сползает к первой ступени, сбрасывает с себя сразу погасший светильник и с громкими ударами скачет, всё убыстряясь. Теперь Пашке всё ясно и он бежит в сторону от опасной лестницы, почти к самому обрыву.
Мишка уже готов пытаться толкать смертельно опасный таран в сторону от своих друзей или лишать его веса, чтобы сбить этот непредвиденный разгон, понимая всю бесполезность этих усилий, когда неожиданно массивный снаряд при очередном скачке вдруг сам перемалывает ступени и проваливается внутрь пирамиды, ломая её вдребезги не хуже лапы зверя.
Сильный удар звуковой волной проходит по пещере и все замирают, ожидая, что вот сейчас, на глазах, разрушится и повалится кучкой кубиков вся хлипкая конструкция здания замка. Но ничего не происходит, только облако пыли зависает над местом падения. Подходит Пашка, так и не бросивший свою верёвку, живой и очень перепуганный и все бредут в лагерь, прихватив амуницию.
Торжественность момента скомкана окончательно. На мешке с едой сидит Шустрый Мыш и что-то жуёт. Добрался всё-таки! Его беззлобно отгоняют в сторону, разводят огонь, по рукам вместе с горячей едой начинает переползать чей-то контрабандный бурдючок с согревающим и у Мишки нет уже никаких сил, чтобы сказать хоть слово нарушителям сухого закона.
Он и сам прикладывается, чувствует, как течёт внутри него огненная непривычная река и совершенно несвоевременный поток горяченных слёз прорывает плотину, накопившуюся за эти дни, как пробку вышибая из командира всю его внешнюю уверенность и он становится тем, кем были они, эти мальчишки, позавчера, услышав страшный рёв над ухом.
Обычным пацаном, своим в доску! И ни у кого нет ни малейшей мысли о слабости и недостойности, наоборот, Мишкины слёзы размывают разницу между ними, невольно образовавшуюся в дни приключений и склеивают маленький отряд в единый кулачище такой силы, что каждый сейчас готов отдать всё за своего!
И за командира, и друг за друга и за странного, неусидчивого принца, которому тесно во дворце, и за эту девчонку, прижавшую их всхлипывающего командира к себе, как маленького.
А Мишка плакал не только за уходящие страхи. Со слезами стремительно уходило его недогулянное детство, оборванное невероятным перелётом, а ещё он уже увидел как по тропам через перевал уйдёт к своим родным его первая любовь, и ничего тут не поделаешь, жизнь завертит его приключениями, которыми уже и так в избытке наградила его эта странная планета.