Паутина [ Авт. сборник]
Шрифт:
Если бы Джон и Мэри Уэндер видели меня в тот момент, когда я проснулся в слезах, с криком, застрявшим у меня в горле, и долго еще лежал в темноте, твердя про себя, что это всего лишь сон… Их не мучили бы больше опасения, что я могу выболтать людям тайну их маленькой Софи.
Глава IV
Время, о котором я сейчас рассказываю, было для меня временем перехода к другой, более осмысленной, жизни. Произошли события, каждое из которых в отдельности случалось и раньше, но теперь они связались для меня
Первым таким событием была моя встреча с Софи. А вскоре дядя Аксель обнаружил то, что происходило между мной и моей двоюродной сестрой Розалиндой. Дядя (на мое счастье, это был он, а не кто-нибудь другой) наткнулся на меня как раз в тот момент, когда я разговаривал с ней.
Возможно, это был просто инстинкт самосохранения, который заставил нас обоих (меня и Розалинду) скрывать до сих пор наши «разговоры», поскольку разумом мы еще не понимали, что нам грозит. Когда дядя Аксель наткнулся на меня, сидящего возле стога сена и громко бормотавшего что-то вслух, я даже не пытался скрыться или утаить от него, чем я занимаюсь. Он постоял сзади меня некоторое время, потом я обернулся и глаза наши встретились.
Дядя Аксель был высоким и сильным мужчиной. Когда я видел его за работой, мне казалось, что его пальцы слиты воедино с рукоятью инструмента. Теперь он стоял у меня за спиной в своей излюбленной позе, тяжело опираясь на толстую палку, которой ему приходилось пользоваться из-за неправильно сросшейся ноги. Черные брови его были нахмурены, но загорелое лицо не выражало ни озабоченности, ни недовольства, разве что только любопытство.
— Ну, Дэви! — обратился он ко мне ласково. — С кем это ты тут так весело болтаешь? Небось, с лешими или с гномами — кого вы, мальчишки, еще там выдумываете? А может быть, с зайцами, ведь их тут полным-полно? А?
Я отрицательно покачал головой.
— По-моему, куда интереснее болтать с другими ребятишками… Куда интереснее, — протянул он, — чем сидеть здесь вот так, одному, и бормотать что-то себе под нос. А?
Секунду я колебался… Но ведь это был мой дядя — дядя Аксель — самый лучший друг.
— Я… говорил не… не сам с собой… — неуверенно протянул я.
— С кем же? — озадаченно спросил дядя.
— Ну… с приятелем… Вернее, с приятельницей, — поправился я.
— А с кем именно?
— С Розалиндой.
Помолчав, он как-то странно на меня поглядел.
— М-м-да… Но я что-то не вижу ее здесь. — Он продолжал смотреть на меня в упор, и тогда я решился все ему объяснить.
— Здесь ее и вправду нет. Она у себя дома… То есть, я хотел сказать, недалеко от дома, в маленьком шалаше на дереве, который ее братья сделали в рощице. Она очень любит там прятаться, — пояснил я.
Поначалу он никак не мог взять в толк, что я имею в виду, и говорил со мной так, словно это была игра. Но в конце концов мне удалось объяснить ему все как есть. Тут выражение его лица изменилось. Таким серьезным я его еще никогда не видел. Некоторое время он молчал, что-то обдумывая,
— Ты не разыгрываешь меня, Дэви? Все это была не выдумка? Ты… ты говорил мне сейчас правду?
— Ну конечно, правду! — уверил я его.
— А ты никому… никому не говорил обо всем этом, кроме меня?
— Конечно, нет. Это — наш секрет. Так интересней.
Выплюнув травинку, он вздохнул, как мне показалось, с облегчением, но когда он вновь поднял на меня глаза, я увидел, что выражение его лица стало еще более серьезным и даже мрачным.
— Дэви, — сказал он, — я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь.
— А что это за вещь, дядя? — спросил я.
— А вот что, — сказал он, не отрывая от меня своего серьезного и мрачноватого взгляда. — Я хочу, чтобы это было по-прежнему секретом. Обещай мне, что ты никому… Ты понял меня? Никому не скажешь о том, что рассказал сейчас мне. Никому и никогда, Дэви! Это очень важно, чтобы ты понял меня, мальчик, понял, как это важно. Позже ты и сам поймешь, почему это так важно. Но сейчас… Сейчас ты ни в коем случае не должен дать кому-нибудь повод даже заподозрить тебя в том, что я сейчас от тебя узнал. Ты обещаешь мне, Дэви?!
В его голосе звучала не только озабоченность, но и какая-то угрюмая, мрачная настойчивость. Это поразило меня: никогда раньше он со мной так не разговаривал. И когда я поклялся ему, что буду молчать, у меня было ощущение, будто я делаю что-то куда более важное, чем просто выполняю обычную дядину просьбу. Пока я уверял его, что буду строго хранить наш секрет, он не спускал с меня глаз, и наконец, кивнул, почувствовав, что до меня дошла вся серьезность нашего разговора. Мы скрепили наш договор крепким рукопожатием, и он сказал:
— Вообще-то, лучше было бы, если бы ты… ну, забыл про это… Забыл как это делается.
— Наверно, это у меня уже не получится, дядя, — подумав, честно сказал я. — Это… Это просто есть, и все. Забыть это — все равно что… — я никак не мог найти слова, чтобы объяснить ему суть наших «разговоров» с Розалиндой.
— Все равно как забыть, что ты умеешь говорить или слушать? — спросил он.
— Да… почти, — кивнул я.
Он опять ненадолго задумался.
— Ты слышишь слова внутри головы? Прямо внутри?
— Не совсем так. Я не то, чтобы слышу их и не то, чтобы вижу. Это… это как тени, и если при этом еще произносить слова вслух, тени становятся яснее. Я лучше их различаю.
— Но тебе не обязательно произносить эти слова вслух, как ты это делал, когда я подошел к тебе, а, Дэви?
— Нет, конечно, нет… Просто это иногда помогает… Ну, делает наш разговор легче, что ли.
— И делает его гораздо опаснее для вас обоих, Дэви! — угрюмо пробормотал дядя. — Я хочу, чтобы ты мне пообещал еще кое-что. Ты никогда не должен больше произносить эти слова вслух. Понимаешь?