Паутина из шрамов
Шрифт:
Из Fight like a brave:
If you're sick-a-sick and tired of being sick and tired If you're sick of all the bullshit and you're sick of all the lies It's better late than never to set-a-set it straight You know the lie is dead so give yourself a break Get it through your head; get it off your chest Get it out your arm because it's time to start fresh You want to stop dying, the life you could be livin' I’m here to tell a story but I’m also here to listen No, I'm not your preacher and I' т not your physician I'm just trying to reach you; I’m a rebel with a mission Fight like a brave-don't be a slave No one can tell you you've got to be afraid [28]28
Е сли
Если ты устал от всей ерунды и устал от всей лжи
То лучше поздно, чем никогда решить всё раз и навсегда
Ты знаешь, что ложь мертва, поэтому дай себе отдохнуть
Пойми это своей головой, пойми это своей грудью
Вынь всё из своей руки, потому что пришло время начать всё заново
Ты не хочешь умирать, а хочешь жить
Я здесь, чтобы рассказать свою историю, но я здесь и для того, чтобы слушать
Нет, я не твой священник, и я не твой врач
Я просто хочу, чтобы ты понял меня, я бунтарь с особой миссией
Борись как храбрец — не будь рабом
Никто не может заставить тебя бояться (прим. пер.)
Когда я вернулся в Лос-Анджелес, не прошло и двух месяцев, как я снова начал принимать героин и кокаин. Моя умеренность не продержалась долго, но теперь я знал, как выбраться из этого безумства на тот случай, если захочу этого, если захочу делать что-нибудь для этого.
Глава 8
«Organic Anti-Beat Box Band»
Воссоединие группы было не единственной вещью, о которой мы с Фли говорили, когда он позвонил мне в Мичиган. Пока я был далеко, Фли получил небольшую роль в фильме «На мели», где он встретил красивую молодую актрису по имени Айон Скай, которая по его мнению, мне бы очень подошла. Когда я вернулся домой, мы договорились встретиться.
Когда я прибыл в Лос-Анжелес, я переехал к Линди, который был очень добр и разрешил мне жить в его двухкомнатной квартире на Studio City. Конечно, это означало, что я должен был игнорировать все звонки Дженнифер. У меня не было никакого желания с ней разговаривать, особенно после того, как я встретил Айон. С того момента, как я положил на нее глаз, я знал, что эта богиня будет моей девушкой. Ей было почти шестнадцать и она выглядела так, как будто только что выпрыгнула из сказки. Тогда как Дженнифер была утонченно-наманикюренной, современной, можно сказать скульптурой панк-рок-звезды, Айон была более натуральной, мягкой лесной нимфой. У нее были длинные вьющиеся коричневые волосы, кокетливое открытое лицо и неправильный прикус. А я всегла любил, когда у девочек неправильный прикус.
Айон выросла в очень альтернативной голливудской семье. Её отец, Донован, был фольклорным певцом, но не жил с ними много лет. Ее мать, Энид, была офигительной хиппи со светлыми кучерявыми волосами. У Айон еще был брат, которого назвали в честь отца. Они жили в большом старом деревянном доме на Норс-Вилтон, пропитанном теплотой и любовью. Айон одевалась как ребенок-хиппи и была очень особенной и просто одаренной. Она всегда была слишком заинтересована во всем, касающегося секса. Это была такая энергия, которую она никак не выражала, но которую можно было почувствовать. Скорее всего она была самая красивая, умная, сексуальная и добрая девушка во всем Голливуде и, слава Богу, наши чувства были взаимны. На своем дне рождении, через несколько дней после того, как мы встретились, она уже знакомила меня со всеми, говоря не «это Энтони», а «это мой парень, Энтони» Это было головокружительно, как я быстро и глубоко влюбился.
Теперь я был окончательно готов вернуться к работе. Я встретился с нашим продюсером, Майклом Бейнхорном, и мы прошлись по состоянию наших песен. Мы должны были вернуться в студию и сделать уже все песни за десять дней, поэтому я начал писать слова во время процесса записи. Я бы не сказал, что работы было очень много; в те времена, когда для альбома нужно всего песен двенадцать. Мы работали над Fight like a brave и Me and My Friends, песней, которую я написал пока летел домой из Сан-Франциско вместе с моим старым другом Джо Волтерсом. Фактически, Funky Crime — это лирическое описание нашего разговора с Джоржом Клинтоном, в котором он говорил, что музыка сама по себе бесцветна, но медиа и радио станции окрашивают ее, основываясь на собственном пониманиях и
Behind The Sun было своего рода отвлечением для нас. Хиллел создал такой классный мелодичный риф и Бейнхорн почувствовал, что эта песня может стать хитом. Он очень много работал со мной над мелодией, зная, что такая песенка, это совершенно не моё. Видимо моя репутация в то время была основана на таких песнях, как Part on Your Pussy [29] , которую EMI отказалось выпускать, пока мы не поменяли название на Special Secret Song Inside [30] . Love Trilogy стала одной из наших самых любимых песен. Начало песни немного в стиле регги, потом она переходит в такой хардкор-фанк и заканчивается металлом. Каждый раз, когда кто-то спрашивал про смысл слов, Фли отвечал:
29
(англ.) Часть Твоей Киски
30
(англ.) Особенная Тайная Песня Внутри
— Ты прочитай слова Love Trilogy и поймешь про что эта песня.
Эта песня про любовь к тем вещам, которые не всегда красивы и правильны.
Из Love Trilogy:
My love is death to apartheid rule My love is deepest death, the ocean blues My love is the Zulu groove My love is coop-a-loop move My love is lightning blues My love is pussy juice My love can’t be refusedПосле пятидесяти дней трезвости, я подумал: «О, пятьдесят это хорошее число. Я думаю надо его отметить». Я решил, что настало отличное время снова сесть на наркотики. Мой план был таков: проторчать день или два, а потом вернуться к работе. Но как только я начал, я не мог закончить, и это очень помешало началу звукозаписывающего процесса. Песни были офигительны; Хиллел горел огнем, мы все были просто влюблены в нашу студию в подвале «Capitol Studios», еще один исторический памятник звукозаписыванию в Голливуде; Бейнхорн трудился в поте лица, а я пошел, обдолбался и не смог остановиться. Наконец я решил вколоть кучу героина, выспаться и вляпаться в еще одно дерьмо.
Я пошел в южную часть Лос-Анджелеса и нашел человека, который продал мне наркотики и я опять вкололся. Но все, о чем я мог думать, это то, что я должен быть в студии. Я постоянно слышал ударные Джека Айронса в голове. Я сел в парке, среди всех этих странных людей и написал лирику. Мне было больно, стыдно и жалко из-за того, что я не был с ними и не участвовал в записи. И я подумал, что если я приду туда с чем-то готовым, то меня не убьют. Так я и сделал. Я пришел туда, встал, извинился и был собранным до конца записи.
Одна причина, по которой я вернулся обратно к наркотикам, это потому что у меня не было поддержки. Я не знал никого, кто был трезв. Я посещал несколько встреч, для людей, которые стали трезвыми, но у меня была своя жизненная позиция — «Я сам могу о себе позаботиться и мне не нужно, чтобы ты говорил, что мне делать, потому что в данный момент жизни я не хочу быть таким, как ты».
Нам было очень весело записывать этот альбом. Было приятно видеть Джека Айронса опять с нами. Он добавлял очень важный и совершенно иной элемент в нашу группу. Фли, Хиллел и я были очень зацикленными на себе маньяками. Джек хоть был в здравом уме. Хотя потом оказалось, что он тоже был немного сумасшедший, но в другом направлении. Он был очень трудолибивым и веселым напарником.
Когда пришло время записывать вокал, я использовал Хиллела как своего напарника/вокального продюсера. Каждый раз когда я пел, мы оба чувствовали, что находили что-то новое, и такие моменты стали результатом самых лучших вокальных данных, которые я когда либо записывал. Хиллел был просто в восторге. Он бегал и кричал:
— Я тебе говорю, это самая красивая вещь, которую мы когда-либо записывали! О Боже, я не могу дождаться выхода альбома!
Конечно же, в самый последний день, когда вся работа была сделана и последние строчки были спеты, мы с Хиллелом нашли французского дилера и обдолбались китайским белым героином, в честь наших достижений. И тут началось. Пока я жил в квартире Линди, я придумал абсолютно сумасшедший сценарий: дело в том, что у меня не было ни денег, ни машины, поэтому мне приходилось просыпаться по средине ночи, брать несколько ложек с кухни, обчищать всю коробку с мелочью Линди. Потом я брал удочку из его кладовки, приоткрывал аккуратненько дверь в его комнату, где он спал, выуживал его ключи от машины, чувствуя себя жалким оттого, что я могу делать все это с человеком, который пытается мне помочь.