Паутина миров

А оно все выворачивается, выворачивается, выворачивается…

Обрубок дождевого червя. Бахрома щупальцеобразных отростков в два ряда. Кожистая мембрана, натянутая до прозрачности. Желатиновая плоть. Пульсация внутренних органов. Трепет артерий, ток черной крови.

Пришедшее из ниоткуда. Влекущее в никуда.

Движимое вечным голодом.

Необоримое.

Лишенное

сочувствия и страха.

Слепое, глухое, бездумное. Только пасть, которая выворачивается, выворачивается, выворачивается… тебе навстречу.

Тьма и свет Вселенной перемешаны в бездонном мешке желудка.

Лети вверх. Лети вниз. Лети вбок.

Ты мертв. Ты жив.

Твое путешествие начинается.

Долго-долго народ оджибве живет на Черепашьем Острове. Бабушка-Паучиха, Асабикаши, заботится о своих детях – людях Земли. Но когда народ оджибве расселился по всей Америке – благослови ее бог! – Асабикаши стало трудно посещать каждую колыбель. Тогда Бабушка-Паучиха научила женщин плести волшебные паутинки для маленьких детей из ивовых прутьев, сухожилий или ниток…

Старый Том Два Ворона повертел в корявых, темных от въевшегося мазута пальцах ловец снов – паутину из суровых ниток и оленьих жил, натянутую на ивовый обруч. Натали на миг отвлеклась от ночной дороги, бросила взгляд на попутчика.

Дырявые на коленях джинсы, клетчатая рубашка нараспашку. На волосатой груди – крест из обсидиана, в руках – шаманская штуковина. Одно другому не противоречит в этом чокнутом мире. Из-под шляпы торчат седые, слипшиеся сосульками волосы. Скуластое морщинистое лицо. На крыльях крючковатого носа – голубые склеротичные сеточки.

– Посмотри, дочка: штуковина круглая, как солнце. В восьми местах крепится к обручу паутина, – палец со слоистым, поломанным ногтем скользнул по окружности ловца снов, – потому что восемь лап у Асабикаши. В середине паутины – дырочка, как у моей скво в юности, и добрые мысли пройдут сквозь эту дырочку к человеку, а злые – запутаются в паутине.

Под колесами зашуршал свежий асфальт: «Бьюик» Натали выехал на федеральное шоссе № 160. Свет фар выхватил из тьмы дорожный указатель.

«Форт-Мохаве – 60 миль».

Путь затянулся. Сначала бумажная волокита в департаменте образования Сан-Бернардино; несмотря на все договоренности, Натали долго не могла получить подписанные шефом отдела документы. Потом – поломка на пустынной трассе. Если бы не воля случая, воплотившаяся в бродячем торговце, способном к тому же ловко обращаться с гаечными ключами, то Натали пришлось бы возвращаться в город. Но теперь до резервации «Форт-Мохаве» – всего ничего. Меньше чем через час они будут на месте. А завтра – новый день, новая школа, новые дети и старые, как Вселенная, проблемы.

– Я был механиком в Рино, а теперь продаю ловцы снов по два бакса за штуку повсюду:

от Вегаса до Лос-Анджелеса, и я давно понял, что именно хотят от меня услышать туристы. – Том Два Ворона поднял обруч к лицу, посмотрел сквозь переплетение нитей и сухожилий на ночную дорогу. – На самом деле это – никчемная деревяшка, дочка. Бизнес – так себе, но на сандвич и стаканчик виски старику хватает. Ты ведь тоже из наших и понимаешь, о чем речь… Индейская кровь разбавлена до прозрачности, но я все равно ощущаю в тебе дух полноводной Колорадо.

На востоке полыхнула зарница. Ветер донес приглушенное ворчание, похожее на отголосок далекого грома. Натали невольно стиснула руль крепче. На мгновение ей показалось, что шины «Бьюика» оторвались от дороги.

– О-о, – протянул Том. – Опять рвануло, чтобы им пусто было!

– Атомные испытания? – испуганно спросила Натали.

– Они самые. Привыкай, дочь. Пока Советы живы, будет греметь и днями и ночами.

Натали покачала головой.

– Это выглядит такой бессмыслицей, дедушка. Ведь мы с русскими были союзниками, а теперь тратим кучу денег, чтобы сотрясать пустыню в центре собственной страны. Видит бог, наши доллары можно было потратить с большей пользой…

Говоря это, она думала о нищете и антисанитарии, которые царили в индейских резервациях, о безграмотных, плохо одетых и чем попало накормленных детях, которым она завтра начнет преподавать основы основ: арифметику и письмо.

Том Два Ворона хмыкнул, затем пробурчал, глядя на свое отражение в боковом стекле.

– Оба моих сына погибли на Эльбе. Русские, немцы, французы, англичане… – Его темные пальцы ощупывали ивовый обруч, точно искали в древесине изъян. – Не придумал еще Господь кары, которой достойны те, кто развязал войну, и те, кто нагрел на ней руки… Зато ее изобрел дядя Сэм…

Он повернулся к Натали и посмотрел на девушку сквозь отверстие в «паутине».

– Соболезную вам, – быстро сказала Натали, понимая, что следует сменить тему. Похоже, у старого индейца была своя трактовка событий Второй мировой, и Натали меньше всего желала тратить силы на спор. Она вообще предпочла бы проделать остаток пути в молчании. Натали дьявольски устала, а еще она постоянно ощущала запах собственного пота, и это лишало ее остатков расположения духа.

«Бьюик» осветили фары догоняющей машины. Послышался бычий рев клаксона. Натали прижалась к обочине. Мимо пронеслась колонна крытых брезентом армейских грузовиков.

– Краснокожий – вовсе не означает «красный», – продолжил Том. – Но комитет по расследованию антиамериканской деятельности спрашивает с нашего брата строго. Тебе еще не приходилось сталкиваться с агентами комитета, нет? Что ж, придется. Держи ухо востро, дочка, и не вспоминай былые союзы. О! – Старик ткнул пальцем в лобовое стекло. – Заправка Контуженного, значит, еще немного, и мы – на землях мохаве.

Натали молча кивнула.

И вот на обочине мелькнул столб с табличкой, извещающей, что они возле границы резервации. От шоссе ответвлялась мощенная щебнем ухабистая дорога. Натали крутанула руль. Потянулись обочины, заросшие выгоревшей полынью в человеческий рост.