Паутина Судеб
Шрифт:
Подлунный негромко заворчал и, ухватив зубами подол моего кафтана, несильно потянул меня к себе. Я кивнула и взгромоздилась на широкую волчью спину, крепко вцепившись в отсыревшую шерсть на загривке.
– Дамы и господа, поторапливайтесь, а то у ворот возня какая-то началась. Предлагаю убираться отсюда побыстрее, пока не прибежали всякие любопытные смотреть, что за странные «кони» у нас такие.
Данте забрался на волка так же спокойно и уверенно, будто бы садился в седло Белогривого, Ветер оказался на спине Снежной почти сразу, с мальчишеским восторгом приобнимая волчицу за шею, тогда как Ланнан и Озерный смотрели друг на друга с недоверием и каким-то подозрением. И смотрели
«Не волнуйся, ведунья. Мои братья и сестра следуют за нами с твоими друзьями. Надеюсь, они догадаются пригнуться как можно ниже, когда мы понесем вас сквозь лес к реке».
«Если не догадаются сразу – то очень скоро поймут, почему это необходимо». – Я почти распласталась на широкой звериной спине, крепко сжимая пушистые бока коленями и кое-как умудрившись надвинуть шапку на лоб, чтобы та не слетела по дороге. Возвращаться из-за такой мелочи, как уроненная шапка, разумные волки точно не будут, особенно когда их подгоняет с каждой минутой приближающийся Излом осени.
В лесу густой туман превратился в легкую дымку, клубящуюся у корней деревьев, кое-где уже полностью облетевших и теперь тянущихся к небу голыми ветвями. Тишину нарушали лишь поскрипывающие на ветру макушки вековых елей да редкие потрескивания ломаемых сучьев под волчьими лапами. Редкая изморось, кое-как накрапывающая с самого утра, превратилась в мелкий противный дождь. Холодные капли стекали по лицу и одежде, частым бисером покрывали волчью шерсть.
Владычица Осень давно вступила в свои права в Росском княжестве, и не за горами тот день, когда яркий венец из золотых листьев клена и березы, меж которых проглядывают тяжелые кисти спелой рябины, сменит величественная корона Зимы, выкованная из серебристого речного льда и щедро разукрашенная снежными бриллиантами. Ох, закружит поземкой белое одеяние, ляжет на землю ее теплое, пушистое одеяло, сберегая от лютых морозов и корни деревьев, и зверей в норах.
Я подняла глаза, силясь разглядеть сквозь зыбкую пелену дождя тоненькие веточки рябины, невесть как оказавшейся в лесу меж стройных белоствольных берез и мрачных елей. Так и есть – гнулись к земле под тяжестью гроздей тонкие, гибкие ветки. Значит, и зима придет суровая, с лютыми морозами, частыми метелями и глубоким снегом. Нелегко придется Подлунному со своей стаей, тяжко волкам в студеные зимы, а уж разумным – и того пуще. Голод, конечно, не тетка, но и людей обворовывать стая Серебряного не любит, да иногда хочешь не хочешь, а приходится.
«Река уже совсем рядом, сестра. – Подлунный сбавил бег, переходя на быстрый шаг, так что я наконец-то смогла выпрямиться, оглядываясь на своих спутников и силясь разглядеть их за частыми деревьями. – Далее проходит людская тропа, где лес уже не укроет нас от чужих глаз».
– Морок наводить я еще не разучилась. Как подъедем к тракту, так и наведу. – Я сдвинула назад съехавшую на самые глаза шапку, кое-как пригладила вылезшие из-под нее волосы, которые по сырости уже успели завиться забавными кудряшками в разные стороны, и вновь обернулась.
Данте верхом на Раннем первым показался на узкой, едва заметной тропке, за ним выбежала волчица с Ветром на спине. Мальчишка кое-как удерживался на Снежной, крепко обнимая ее за шею и пригибаясь настолько низко, что казалось, будто едет он
Подлунный коротко рыкнул, Озерный в ответ негромко заворчал, как угрюмый, но верный nec, которого хозяин оставил охранять что-то важное для себя, но совершенно бесполезное для самого пса. Тоскливая, не приносящая радости обязанность.
«Странная у тебя подруга, сестра. Она чего-то боится, но старается не показывать виду. Но волчье чутье этим не обманешь». – Подлунный неторопливо пошел по тропе к просвету между деревьями, туда, где проходил малый орельский тракт – наезженная узкая дорога, петлявшая среди леса и соединяющая Ижен с Орельской протокой, срединным рукавом Вельги-реки, тем самым, что заканчивался где-то в чащобах Серебряного Леса, не то распадаясь на множество ниточек-ручейков, не то образуя небольшое озеро.
Я не ответила, сосредотачиваясь на волшбе и накладывая на разумных волков морок, который получился довольно неплохим – теперь со стороны казалось, будто бы едем мы на низеньких мохнатых коньках с густой, но короткой, словно щетка, гривой и недлинным жестким хвостом. Таких лошадей выводят в северных районах Росского княжества, где лето короткое и прохладное, а зимы долгие и суровые. Им не страшны метели, а широкие копыта позволяют не погружаться по самое брюхо в слипшийся, колкий снег, идти по заметенным тропам, как по мощеной дороге, и передвигаться по хорошо смерзшемуся насту не проваливаясь. Думаю, что такие лошади вызовут гораздо меньше неуемного любопытства, чем породистые скакуны, да и по высоте в холке северные коньки и разумные волки не сильно разнились. Надеюсь только, что никто не будет приглядываться слишком внимательно, не то заметит, как на раскисшей после дождей дороге остается не отпечаток подковы, а волчий след, накрыть который сможет разве что ладонь взрослого мужчины.
Переправа, возникшая там, где малый орельский тракт обрывался на берегу довольно широкой протоки, казалась донельзя угрюмой и неприветливой. Куда ей до шумного, красочного Вельгского порта и даже более скромной Беловежской пристани – здесь были только один паром, с полдесятка груженых парусных лодок, два добротных амбара и небольшая корчма, наверняка служившая еще и домом для паромщиков. Подлунный направился сразу к полупустому парому, где собрались несколько охотников, которые, судя по объемным торбам за плечами, промышляли на этой стороне протоки. У кого-то из них в берестяных тулах почти не осталось стрел с ярким разноцветным оперением, у других, напротив, тул был почти полон. Охотничья удача – дева капризная, сегодня она улыбается тебе в лицо, а назавтра оборачивает свой прекрасный лик к кому-то еще, а у вчерашнего любимца и дело не спорится, руки опускаются.
Данте спешился и, держа руку на холке своего «коня», подошел поближе к рослому бородатому мужику, заправлявшему переправой. О чем они разговаривали, я не стала прислушиваться, поскольку, как выяснилось, Ветер, простудившийся, скорее всего, во время последней ночевки под открытым небом, сейчас со страдальческим выражением лица хлюпал носом, украдкой сморкаясь в почти чистый носовой платок. Совсем я парнишку загоняла – ему бы сейчас в тепле отсиживаться, а не таскаться за мной следом сквозь ледяной осенний туман по лесам и полям.