Паутина удачи
Шрифт:
Пришлось вздыхать, кипеть и пыхтеть молча. Заодно наблюдать через оконце, как во дворе названый сын Алмазовой улыбается, коверкает малознакомые франконские слова, мешает их с арьянскими, вдвоем с пройдохой Макаром выкатывает из новой пристройки прототип «Тачки Л». Открывает капот и показывает, что дроссель совсем «капут» и на финишной прямой никто специально не тормозил. Вообще чудом не встали в пятидесяти метрах от черты, спасибо магу – оказался толковым механиком и ловко заклял заслонку на полное открытие… А эта выдра скалит свои желтые зубы и лезет глянуть повнимательнее, у самого бока трется. Пришлось надевать шубку и выбираться
Хромов по одним жестам прочел мое фырканье издали – дословно, без запинок – и пришел в состояние искреннего восторга. Когда суфражистка удалилась восвояси, наглый журналюга уже ржал в голос, рухнув в кресло своей машины.
– Ренка, ну ты настоящая Ленкина дочь, – кое-как отдышался он, когда я вернулась от ворот. – Слушай, я очень хочу съездить хоть на недельку навестить ремпоезд Корнея Михайловича. Ох и весело там живут!
– Да уж, не без того, – припомнила я.
– Рена, – ласково спросил злодей, явно выведывая новое для книги, спрятанной под половицами, – а Елена Корнеевна умеет драться? Она такая изящная, поет, пироги печет, крестиком вышивает.
– Она даже года три назад пятипудовые мешки таскала.
– Пятипудовые? – охрип Сёма, машинально хлопая себя рукой по карману с тетрадкой и вечным пером. – Да ты что!
– Хромов, – честно и с жалостью в голосе предупредила я, – если про маму Лену писать возьмешься, тебя будут бить семейно – и папа Карл, и она сама. Это страшно. Да пожелай я тебе удачи всей душой, ты не обрадуешься своей живучести. Маму весь ремпоезд уважал. Потому что не было в нем ни одной бабы, глянувшей в сторону Короля хоть разок и не закрывшей после этого глаз черной опухолью на неделю, это самое меньшее.
Семен еще раз с сомнением погладил карман. Поморщился. Видимо, представил себя с парой фирменных «фон-гессовских» синяков. Помельче – от мамы, покрупнее – от папы, на каждый глаз по одному.
– Ладно, – нехотя согласился он. – Напишу поваренную книгу в соавторстве с нею. Знаешь, как выгодно писать поваренные книги? Я только заикнулся, а за мной уже два издателя наперегонки бегают. Один, правда, мечтает с Потапычем познакомиться. Второй о тебе что-то такое слышал… Знать бы, что именно и откуда.
Я кивнула. Что делать, слышал. Это ведь в некоторой мере часть плана бабушки Леопольды, о нем знаем в доме только мы с папой. И больше никто. Потому что, если узнает мама, синяки все до единого достанутся именно нам. Ей не объяснишь, что так надо, что в большой игре неизбежны большие ставки. А эта игра самая большая. Нельзя висеть на нитке всю жизнь, нельзя допускать, чтобы некто загадочный и жестокий снова и снова губил детей, стараясь угасить свет удачи в колодце дворцового двора. Света и так за минувшие годы поубавилось. Каждая гибель «птенца» роняет уровень, и только дважды он поднимался: когда папа дал мне новое имя и выволок из болота и когда очнулась Надя. Но больше мы им не позволим губить детей.
– Рена,
– Что тебе еще не нравится?
– Кто, а не что. Люба, – без запинки отозвался Хромов, немало удивив меня. И сразу пояснил: – С ней что-то не так. Словно из нее жизнь вытянули, вся серая, усталостью пропитанная. Еще она левую руку прячет под фартук. Я вчера приметил.
– Чашки, которые она роняет, не бьются, – хмуро добавила я. – И пирожки, начиненные шиповником, все три достались ей.
– Поясни. – Хромов почуял интересное и мягко поднялся с сиденья.
Между прочим, он на голову меня выше. И смотреть на него снизу вверх спокойно. Он не ищет приборов для обнаружения нефти и не намерен решать свои проблемы с помощью моих возможностей. Понимает меня с полуслова… Блин, ну почему мне так сразу стало восемнадцать? Мы бы могли уютно дружить еще года три. Без задних мыслей.
– Ренка, да плюнь ты на этот штамп, – подмигнул Сёма. – Я знаю хороших ребят, они умеют безупречно подделывать документы.
– Жулики.
– Не без того, зато вполне добросовестные и даже с принципами, – вступился за приятелей Семен. – Ренка, они нарисуют любое свидетельство, с красивейшей росписью Корша. Хочешь? Завтра тебе будет опять пятнадцать и ты прекратишь от меня шарахаться, как от вшивого и заодно чесоточного. С Юркой я поговорю. Мустафу мы тоже воспитаем, я на него нарыл сведения. Он уже год как женат.
– Ты молодец, Хромов, – сразу успокоилась я.
– Еще бы, ведь я подающий надежды представитель нового поколения столичной журналистики. – Он величественно воздел руку и встал в позу. – С меня можно памятник ваять. Обо мне написали за неделю в дюжине газет. У меня завтра будут брать интервью. Третье место в «серебряном» заезде, понимаешь? Я гордо нес честь страны, не уронил эту неудобную по форме тяжесть без ручки даже на финише. Моего мага Пашку сегодня чествуют в колледже Юнца.
Я успокоилась, рассмеялась и посмотрела наконец-то прямо в Сёмкины серые глаза. Может, правда выпросить себе фальшивое удостоверение? Хотя зачем оно, и так разобрались со своими глупостями.
– Сёма, как хорошо быть пигалицей.
– А уж как замечательно не позировать для памятника, – подмигнул он. – Мне вчера предлагали. Редактор так и сказал: установим глиняный бюст Хромова в бронзовой краске при входе в редакцию.
– В вашем вонючем, заплеванном парадном?
– Там, – передернул плечами Семен. – Я ответил, что у меня нет бюста, и сбежал. Наверное, за это меня и лишили премии… Так что там с шиповником и тарелками?
Макар выбрался из ворот мастерской, хитро прищурился на нас с Сёмой и пообещал закатить машину на место самостоятельно, если мы никуда не собираемся ехать.
– А как же дроссель-капут? – поразилась я.
– Так ремонт вертлявая мадемуазелька уже сполна оплатила, – не растерялся наш честный цыган. – Мне рубль за посредничество, Сёмке рубль за популярность. Ромке рубль за его немалый ум. Сейчас свистну, пусть снова тягу накинет, он маленький, рука тонкая, ему сподручнее – и своим ходом заеду на место. Третий раз сегодня чинимся. Барышни шибко чувствительные мимо ворот прогуливаются. Вон видишь – Ромкина шапка за изгородью мелькнула? Он рассказывает всем по секрету, как нелепая случайность и сугубая экономия не дали нашему экипажу занять второе место. И добавляет, что машина стоит без ремонта…