Паутина
Шрифт:
Потом пришла мысль об отце — прости, папа, тебе опять будет больно. Тебе опять будет мучительно больно.
Джим. Скор. Скор!
Лили судорожно вздохнула в черном мраке, лежа на чем-то твердом и ровном. Если не двигаться, руки не будут ныть. Почему они болели? Когда ее сюда положили, руки были покрыты горячей влагой. Кровь?
Когда она успела поранить руки? Когда пришла боль? Ах, да, когда она трансгрессировала на «Кингс-Кросс». Лили не умела трансгрессировать. Ее не учили. Забини, чье тело ненадолго приобрела гриффиндорка, умела, но этого было мало. Недостаточно.
Лили пошевелила пальцами. Вроде все на месте, и боль притупилась. Кровь остановилась и засохла. Была бы палочка…
Но палочку у нее отобрал тот человек, что почти сразу схватил ее за плечи, когда Лили появилась у барьера на вокзале. Он ждал ее. Тут же трансгрессировал с ней на какую-то аллею. Чугунные ворота, а за ними — дорога, уходящая к огромному дому, живые изгороди, деревья.
Потом было холодно — человек применил к ней дезилюминационное заклинание. Он легко прошел сквозь ворота, но повел девушку не по подъездной дороге, а по тропинке в глубь парка. Лили не могла противиться, потому что ей приказали еще в Хогвартсе — не сопротивляться. И зелье еще действовало.
А потом она оказалась в этой темноте. Причем даже не помнила, как. Наверное, она потеряла сознание — от боли в руках или потери крови, от страха или от действия зелья. Но очнулась здесь.
Она пока жива и почти невредима. Значит, она лишь приманка… Для отца. Папа, папочка, не надо. Я тебя прошу, не надо.
Мысли путались, потому что было страшно. Страшно из-за неизвестности и темноты.
Вот бы оказаться сейчас в серебряном лесу, где так хорошо было и спокойно. Где был ее серебряный человек. Скор… Он бы спас, он бы защитил, он бы обнял.
Лили не верилось, что совсем недавно она была в его объятиях, что он целовал ее, ласкал, что они были вместе среди снега и огня.
Она погрузилась в воспоминания, стало легче дышать, стало не так страшно. Потому что не страшно умирать, когда в твоей жизни был серебряный лес и любимый человек, так легко сотворивший чудо. Когда ты узнала, что значит любить и быть любимой…
— Скорпиус… — прошептала она, чтобы просто услышать живой человеческий голос.
Вдруг зажегся свет. Она вздрогнула, сжимаясь. Но никого не было. Лишь слабый отсвет какого-то огонька в банке в дальнем углу. Почему он зажегся?
Лили села, поджав ноги и оглядываясь. Небольшая комната. Каменные стены. Полки, почти пустые. Стол, на котором осталась кем-то забытая чашка. Просто чашка. Клубок на полу. Клубок? Да, зеленый клубок.
Лили осмелилась встать с кушетки, на которой лежала. Руки ныли. Она взглянула на них — все-таки расщепило. Но не так страшно, как могло бы быть. Засохшая на запястьях и предплечьях кровь. Лили сморщилась, не желая видеть подробностей и надеясь, что это можно вылечить…
Скрепки, сцепленные одна с другой. Они свисают с гвоздя, вбитого в каменную стену. Зачем? Везде пыль. Ни одного окна. Нет двери. Ее просто нет.
Мерлин, где она?!
Книга. В нише, почти полностью скрытой тенью, лежит книга. Лили взяла ее. Маггловая книжка в черном переплете. «Уильям Шекспир. Трагедии».
Неизвестность. Ее мучила неизвестность. Было страшно. Было зябко. Было больно.
Лили отложила книгу и пошарила рукой в темной нише. Что-то царапнуло по открытой ране, девушка зашипела от боли.
Палочка. Мерлин, волшебная палочка!
Лили не верила своим глазам, потому что в нише была спрятана палочка. Оружие.
Она старалась дышать ровнее. Села на кушетку, сжимая до боли в кулаке свою надежду. Теперь она так просто не сдастся. У нее есть оружие.
Девушка поджала ноги и замерла. Думая, размышляя. Она ждала. Кто-то же должен был прийти. Или они решили уморить ее голодом? Им все равно, что с ней будет?
Папа, только не поддавайся. Папа, не надо. Потому что это все равно ни к чему не приведет.
Она не знала, сколько прошло времени. Наверное, она задремала, потому что, когда открыла глаза, на нее смотрел какой-то человек. Страшные, желтые глаза с маленькими зрачками. Растрепанные волосы. Поношенная одежда.
— Кто вы? — слегка севшим от долгого молчания голосом спросила девушка, незаметно сжимая в руке палочку. Откуда он пришел? Где выход?
— Ты боишься, — с каким-то радостным злорадством улыбнулся мужчина, втягивая носом воздух. — Боишься, маленькая…
Лили еще никто и никогда так не называл. Она же промолчала, понимая, что у нее будет лишь один шанс, чтобы атаковать этого большого и сильного противника.
— Что вам нужно? — она старалась говорить спокойно. Есть ли у него палочка?
— Чтобы из твоего горлышка лилась горячая кровь… Но ничего, мне недолго осталось терпеть… — ухмыльнулся человек, делая к ней шаг. — Когда твой несравненный папочка-герой узнает, что ты пропала, он сделает все, чтобы спасти свою маленькую рыжую дочурку… И это будет очень скоро… А пока… Мне нужен локон твоих волос.
— Нет, — помотала головой Лили, понимая, как это глупо звучит. — Зачем вам?
— Отправим твоему отцу, чтобы он уж точно поверил… И используем для зелья, когда великий Гарри Поттер пойдет производить обмен себя на тебя… — и этот жуткий человек расхохотался.
Лили поняла, что лучше шанса не представится, и резко взмахнула палочкой: «Ступефай!». Мучитель, не ожидавший отпора, мешком упал у кушетки, неловко подогнув ноги. Заклинание с близкого расстояния ударило его прямо в грудь. Лили надеялась, что он не скоро очухается.
Она собиралась уже подняться с кушетки и попытаться найти выход (должен же он быть!), как посреди комнаты началось что-то странное. Хлопок. Потом крик: «Черт!», что-то большое рухнуло со стола и распласталось на полу.
Лили не верила своим глазам. Посреди комнаты развалился ее брат со страшным, обещающим жуткую месть, лицом. Из-под него были видны большие босые ноги эльфа, дергающиеся так, словно домовик уже почти задохнулся. А в стороне, с комичной миной на лице созерцая происходящее, стоял Скорпиус Малфой, сложив на груди руки и играя палочкой: