Павел I
Шрифт:
«Вы вправе сердиться на меня, Катя. Всё это правда, но правда также и то, что с течением времени, со дня на день, делаешься слабее и снисходительнее. Вспомните Людовика XVI: он снисходил и дошёл до того, что должен был уступить. Всего было слишком мало и, между тем, достаточно для того, чтобы в конце концов его повели на эшафот».
Мария Фёдоровна нуждалась в обществе Нелидовой. С ней было спокойно; она умела влиять на Павла и гасить и смягчать порой излишние резкости и нетерпимость его. Летом 1797 года Двор переехал в Гатчину, но Нелидова осталась в Смольном. Любимая мадам Делафон, «гранд мама» всех смолянок, была совсем плоха и Екатерина Ивановна неотлучно при ней находилась. Бедная старушка тем летом
В Гатчине же её ждали, Мария Фёдоровна прислала приглашение в самых нежных тонах, на полях которого Павел I сделал приписку: «Если я утратил право уговаривать Вас, то я не мог найти лучшего ходатая, чем та, которая пишет к Вам. Наше пребывание здесь началось при столь счастливых предзнаменованиях, и их нарушает лишь Ваше отсутствие. Недостаёт лишь Вас для моего счастья в этом месте, где Господь Бог дозволил мне предначертать то, что теперь исполняю. Приезжайте, Вас ждут — не нарушайте предзнаменований. Я Вас жду».
Смиренный, незлобивый нрав Нелидовой заставлял её вступаться за людей, которые её терпеть не могли и всеми средствами старались расстроить дружеское единение между ней и Павлом Петровичем. Здесь особую роль играл пресловутый «Иван» — Кутайсов. Один раз Павел Петрович так прогневался на него, что выгнал из дворца и собирался изгнать его вообще из Петербурга. На счастье Кутайсова, рядом оказалась Нелидова, которая вмешалась, умирила гневное настроение Императора, и «Иван» был прощен. Потом он пришел к ней, валялся у неё в ногах, старался облобызать руки и ноги в знак своей благодарности, клялся в вечной преданности. Эта сцена, происходившая в присутствии Императрицы, произвела на двух женщин тяжелое впечатление.
На самом деле Кутайсов давно озадачивался необходимостью разрушить дружескую привязанность Павла Петровича к бывшей фрейлине. Конечно, хитрый, но не очень умный Кутайсов осуществить подобный замысел в одиночку никак не мог. Рядом с ним находилась небольшая, но влиятельная группа сановников и придворных, помогавших «брадобрею» советами и наставлениями. Но главным поводом для охлаждения Павла и Нелидовой стали не интриги сами по себе, а его сердечное, страстное увлечение юной красавицей Анной Петровной Лопухиной (в замужестве (1800) княгиня Гагарина, 1777–1805). Подробнее об этом речь пойдет дальше.
Пока же можно только подчеркнуть, что увлечение Императора привело к заметному охлаждению отношений между Павлом и Марией Фёдоровной и в этом противостоянии Екатерина Нелидова целиком приняла сторону Императрицы. В 1798 году более чем двадцатилетняя дружба закончилась. Павел Петрович погрузился в мир сладостных любовных грёз, а Нелидова осталась в своем Смольном убежище; занималась воспитанием смолянок, ухаживала за немощными, читала книги, играла на своей любимой арфе и подолгу ежедневно молилась.
Не сохранилось прямых сведений о том, как Нелидова пережила убийство Павла Петровича. Известно только, что традиционное смирение её оставило; она требовала расследования и жесточайшего наказания всех негодяев-убийц. В те страшные дни марта 1801 года она разом поседела и постарела; люди, которым приходилось её видеть потом, были потрясены происшедшей переменой.
Она прожила после того марта тридцать восемь лет и не изменила образу жизни, ставшему для неё привычным ещё при Павле Петровиче. Её изредка навещали дети Павла — Императоры Александр I и Николай I. Но до последних дней своей жизни [57] постоянно была рядом «вдовствующая Императрица» Мария Фёдоровна. Императрица и её бывшая фрейлина часто будут видеться. Иногда вечерами будут сидеть вдвоем в полумраке, разговаривать и плакать. И в этих задушевных беседах двух немолодых уже женщин незримо будет
57
Мария Фёдоровна умерла 24 октября (5 ноября) 1828 года.
Умерла Екатерина Ивановна Нелидова в возрасте 82 лет 2 января 1839 года. Покойную отпели в церкви Общества благородных девиц, где в давние годы она слушала первые проповеди и наставления в Законе Божиим. Похоронили Нелидову скромно на кладбище Большой Охты — как раз напротив Смольного института, на другом берегу Невы. На это кладбище выходили комнаты Нелидовой, и она полвека почти каждый день взирала на это тихое последнее людское пристанище на земле…
В качестве своеобразного послесловия к рассказу о Екатерине Ивановне Нелидовой уместно присовокупить одну ассоциативную историю. У сына Павла Петровича Императора Николая I (1796–1855, Император с 1825 года) в 30-е годы XIX века возникли дружеские отношения с племянницей Екатерины Ивановны фрейлиной Варварой Аркадьевной Нелидовой (1814–1897) — дочерью младшего брата Екатерины, генерал-адъютанта Аркадия Ивановича Нелидова (1773–1834).
Варвару Нелидову, как ранее и её тетку, тоже клеймили в свете «наложницей», хотя отношения между ней и Императором являлись исключительно платоническими. Варвара Нелидова после смерти в феврале 1855 года Императора Николая I также удалилась от Двора и провела многие годы в стороне от большого света, сохраняя до последних дней жизни преданность и любовь к человеку, который удостаивал её своей искренней дружбой — Императору Николаю Павловичу… [58]
58
Подробнее об этом см.: Боханов А. Н. Император Николай I. М., 2008.
Глава 4
Гатчинский изгой
Живописный пригород Петербурга — Гатчина (Гатчино) — навсегда связан с именем Императора Павла I. Здесь, в своем обширном поместье, превращенном в идеальный дворцово-парковый ансамбль, он провел тринадцать лет; здесь были сформулированы основные идеи по управлению Империей, здесь он начал создавать свою образцовую армию; отсюда холодным ноябрьским днём 1796 года он поехал в Петербург принимать бразды правления в Империи. Так как Павловск был в свое время подарен Марии Фёдоровне, то Гатчина стала единственным личным поместьем Цесаревича. Одним из первых указов Император Павел изменил административный статус Гатчины: в ноябре 1796 года Гатчина получила статус города…
Появление этого спасительного для Павла прибежища связано то ли с прихотью, то ли с тонким расчётом Екатерины II. Вскоре после рождения в семье Цесаревича в июле 1783 года третьего ребёнка — дочери Александры (1783–1801), Императрица подарила ненавистному сыну мызу «Гатчино» [59] со всеми «мебелями», «мраморными вещами» и двадцатью принадлежавшими мызе деревнями. О мотивах этого щедрого дара, последней милости «великой Государыни» по отношению к Павлу, можно только догадываться. Екатерина желала заиметь третьего внука; появление внучки её не особенно обрадовало. Как она с игривой непосредственностью признавалась в письме Гримму, «по правде сказать, я несравненно более люблю мальчиков, чем девочек».
59
Мызой назывался отдельный загородный барский дом с хозяйственными службами.