Павел I
Шрифт:
Суворов приказал позвать к себе Черепова. Когда последний вошёл к фельдмаршалу, он застал там двух-трёх высших генералов и начальника походной канцелярии, Е. Б. Фукса, который сидел за письменным столом и приготовлялся что-то писать.
– Ну, пиши же реляцию, – говорил ему Суворов, – всё пиши, достойное примечания… всё!
– Для сего кисть моя не имеет красок, – пожал тот плечами. – Да и на что тут реляция! Для потомства довольно и сего: «Русские перешли Альпы – и Россия имеет Аннибала!»
– Го-го!.. Помилуй Бог! – захлопал в ладоши Суворов и принялся скакать
– А! Вот и он! – вскричал вдруг старик, увидав Черепова. – Очень рад, что пришёл!.. Хорошо!.. Отлично!.. В сей час получишь поручение!
– Что прикажете, ваша светлость? – почтительно спросил Черепов.
– А вот-вот, сейчас… Пиши же, Егор, пиши, голубчик, скорее… время не ждёт!
Но литературное перо Фукса уже и без того быстро бегало по листу бумаги.
– Вот тебе ордер к криг-цальмейстеру, – продолжал Суворов, подавая Черепову клочок бумаги, на котором тут же написал за своей подписью несколько слов. – Беги ты с ним к казначею, получай прогоны, изготовься и через час будь здесь. Егор, реляция будет готова?
– Поспеет, – утвердительно кивнул Фукс, не подымая глаз от своей бумаги.
– О, помилуй Бог!.. у тебя живо!.. Всё живо! Ну, хорошо!.. Итак, голубчик, – опять повернулся старик к Черепову, – лети, мчись… птицей в Петербург… к государю… с реляцией… А будет спрашивать, расскажи ему сам всё, что видел… что перенесла армия… всё… всё, без утайки!.. Ступай же за прогонами!
Черепов поклонился и вышел.
Через час у крыльца главной квартиры стояла уже немецкая почтовая бричка, и краснощёкий швейцарский почтальон, с бичом в руке и медным рожком за спиной, молодцевато красовался на козлах. Черепов в четверть часа успел купить себе новые сапоги и дорожный, подбитый ватою, плащ да кожаную подушку; набил кисет табаком, уложил в кожаную сакву [89] две перемены белья, бутылку рому, две-три булки с куском копчёной ветчины и – совершенно готовый в путь – явился в назначенный срок к фельдмаршалу.
89
Саква – небольшой мешок для овса и продуктов, предмет кавалерийского снаряжения – прим. Bidmaker.
– Ну вот, и ты готов, и реляция готова! – весело воскликнул Суворов. – Поезжай же с Богом!.. Вот тебе сумка курьерская, вот открытый лист… Вот пакет… Государю!.. в собственные руки!.. Ну, всё, кажись?..
– Всё, ваша светлость, – подтвердил начальник канцелярии.
– Ах, да!.. Поди-ка сюда на минутку! – как бы домекнувшись о чём-то, кивнул Суворов Черепову и повёл его за собой в другую комнату, где они очутились наедине.
– Есть ли у тебя деньги? – тихо спросил старик, затворив за собой дверь.
– Как же, ваша светлость! Прогоны мне в тот час же выданы.
– Прогоны!.. Помилуй Бог!.. Я не о том… Прогоны! Помимо прогонов есть ли?
– Найдётся ещё малая толика.
– Да вдосталь ли?
– Хватит, ваша светлость! – беззаботно махнул рукой Черепов.
– То-то!.. Хватит!.. Ты не церемонься: коли нужно, возьми у меня… Я никому не скажу… Потом сочтёмся.
– Ей-ей, хватит, ваша светлость!.. Недосуг только расстёгиваться, а
– Ну, коли так, то не теряй времени!. Помилуй и сохрани тебя Боже!.. Поезжай, поезжай, голубчик!.. Господь с тобой!
И, трижды перекрестив Черепова, старик поцеловал его и выпроводил за дверь, положив на плечо ему руку.
Черепов, благословясь, вскочил в бричку, почтарь хлопнул бичом – и быстрая пара бойкой рысью тронулась по улице, кипевшей горожанами и нашим солдатством.
Не отъехали и трёх вёрст от города, как Черепов, истомлённый несколькими бессонными ночами, закутавшись в плащ да прикорнув плечом и головою к своей кожаной подушке, спал мёртвым сном под однообразный стук колёс подпрыгивающей брички.
После выхода Суворова из Альп вся Швейцария снова очутилась в полной власти французов. Дела австрийцев на Рейне и в Италии были ничтожны и нерешительны. И вот те самые люди, которые всячески старались исторгнуть победу из рук Суворова, стали теперь уговаривать его начинать снова вместе с ними военные действия. Эрцгерцог Карл предложил было ему сначала охранять Граубинден, пока не получатся новые повеления от венского гофкригсрата. Суворов пришёл в негодование. «Воинов, увенчанных победами и завоеваниями, дерзают назначать сторожами австрийских границ!» – писал он Ростопчину и немедленно решил перейти в Фельдкирх, назначив Корсакову пункт соединения с собой в Линдау. Здесь произведён был размен пленных между русскими и французами, после чего соединившиеся остатки двух русских армий расположились между реками Иллером и Лехом.
Меж тем эрцгерцог Карл, всё ещё не теряя надежды снова привлечь Суворова к военным действиям, предложил ему личное свидание с собой – Суворов отказался, сказав, что эрцгерцог может сообщить ему в письме, что почтёт нужным. Тот опять прислал доверенное лицо, графа Колоредо, с требованием свидания. Недовольный повелительным тоном письма, старик сухо отвечал посланцу:
– Эрцгерцог Карл, если он не при дворе, а в лагере, такой же генерал, как и Суворов, кроме того, что Суворов гораздо старше его своей опытностью. И притом, передайте его высочеству, что я не знаю обороны: умею только атаковать и двинусь вперёд, когда сам признаю удобным, и тогда уж не остановлюсь в Швейцарии, а пойду прямо во Франш-Конте. Скажите, что в Вене во дворце я буду у ног его высочества, а здесь, на войне, я, по меньшей мере, равен с ним и ни от кого не приму уроков.
«Чего хочет от меня эрцгерцог? – писал он тогда же П. А. Толстому. – Он думает обволшебить меня своим демосфенством… а у меня на бештимтзаген [90] ответ готов. Он дозволил исторгнуть у себя победу. Мне 70 лет, а я ещё не испытал такого стыда. Да возблистает слава его! Пусть идёт и освободит Швейцарию – тогда я готов».
Эрцгерцог оскорбился и в длинном письме принялся доказывать, что никак не он, а Корсаков и сам же Суворов виноваты в потерях. «Все тактики согласны с этим», – прибавил он в заключение.
90
Требование, домогательство (от нем. bestlmmt sagen).