Паж цесаревны
Шрифт:
И сказав это, она поцеловала крест, и вся трепещущая вышла на крыльцо и села в ожидавшие ее там сани.
Глава V
Роковой шаг. Все за тобою! Тревога
Быстро скользили сани по рыхлому снегу, тихо поскрипывая полозьями. Морозное небо, усеянное звездами, улыбалось теперь ласково и кротко. Метель улеглась, ветер стих.
Сани неслись едва видимым призраком по сонным улицам молодого Петрова города. Цесаревна, чуть дыша от охватившего ее волнения, сидела рядом
Как сон, промчались сани мимо оторопевших «серых камзолов», выскочивших было из караулки и не понявших спросонья, кто, куда промчался и зачем? Пронеслись сани мимо Летнего сада и Адмиралтейской крепости и остановились неподалеку от маленьких домиков, разбросанных по полю и составлявших казармы Преображенского полка. Вот и огромная съезжая изба. Яркий огонек горит в ее окнах.
Лесток первый вышел из саней, Андрюша за ним. Отстегнули полость, помогли выйти цесаревне. Братья Шуваловы соскочили с запяток. Елизавета, по протоптанной до самого крыльца снежной тропинке, проследовала к съезжей.
Вот она поднялась по широким ступеням и взялась за скобку двери.
«Сейчас! Сейчас! — усиленно выстукивало ее сердце. — Сейчас! Сейчас начнется!» — клокотало что-то в ее груди.
Тяжелая дубовая дверь сразу поддалась под нежной рукой Елизаветы. Цесаревна вошла, прижимая крест к груди обеими руками.
Горница была полна солдат. Мундиры, мундиры и мундиры. Очевидно, цесаревну ждали, потому что, когда появилась она, свежая, взволнованная, прекрасная, с лучистым сиянием в глазах, все слилось в одном сплошном, радостном гуле:
— Матушка!.. Цесаревна наша!.. Лебедка!.. Солнышко красное!
И все загрубелые солдатские лица улыбались навстречу Елизавете просветленными детскими улыбками. Сильные руки тянулись к ней. Они хватали край ее платья, подносили к губам. Слезы навертывались на смелые глаза, текли по мужественным лицам, видевшим не одну битву, не один тяжелый поход. Верою, бесконечной преданностью сияли честные, отважные взоры…
К бывшим уже в горнице присоединялись все новые и новые товарищи. Скоро изба была битком набита гренадерами.
Цесаревна сделала знак, и все смолкло. Лишь изредка затаенный вздох нечаянно вздымал отважную грудь, да брякала чуть слышно ненароком подвернувшаяся сабля…
И вот знакомый и бесконечно милый всем этим мужественным людям голос звучно и громко произнес:
— Ребята, помните, чья я дочь? Хотите идти за мною?
— Веди нас! Веди! Мы все готовы умереть за тебя! — одним сплошным, могучим гулом ответили солдаты.
— Клянитесь служить мне верой и правдой, как служили моему отцу! — снова громким голосом произнесла Елизавета, поднимая крест перед собою.
Шляпы в один миг полетели наземь.
— Клянемся! Все клянемся! — одним общим звуком отвечали гренадеры и, набожно крестясь, стали
— Идем, верные мои гренадеры, идем с Богом, избавить Русь от врагов!
— Веди нас, веди, матушка-цесаревна! Мы всех их перебьем! — снова гаркнули молодцы-гренадеры.
— Нет, я не желаю кровопролития, убийства, и если вы прольете напрасно хоть одну каплю крови, я не иду с вами! — произнесла решительно цесаревна. — На императорской короне, которую дочь Великого Петра наденет на свою голову, не должно быть крови!..
— Приказывай, цесаревна, мы все исполним, как ты велишь! — раздалось в ответ.
В немногих словах цесаревна разъяснила солдатам, что им предстоит делать, отделила часть гренадер и приказала им идти арестовать Миниха, Остермана, Головкина, Левенвольде и Мегдена, остальным же гренадерам приказала следовать за собою.
— А теперь, — заключила она, — с Богом! Да поможет всем вам Господь совершить великое дело на пользу и славу нашей дорогой родины!
Сказав это, цесаревна осенила низко склонивших свои головы солдат крестом и быстрой походкой направилась к стоявшим на дворе саням.
Солдаты поспешили за ней и бегом пустились по сторонам, стараясь не отстать от саней ни на шаг.
Луна в это время спряталась за облака, и темнота заволокла сонный город.
Услышав тяжелое дыхание своих бегущих друзей, Елизавета приказала остановить сани.
— Матушка, что ты хочешь делать? — послышались взволнованные голоса.
— Идти вместе с вами! — бодро прозвучал ее бархатный голос.
И она легко и быстро выпрыгнула из саней и бодро зашагала впереди толпы гренадер.
— Вы устанете, государыня… Обопритесь на меня, — прошептал подле нее звонкий, молодой голосок.
Цесаревна скорее почувствовала, чем увидела того, кто очутился подле.
— Это ты, мой мальчик? — произнесла она ласково и положила свою мягкую, нежную руку на плечо Андрюши.
— Господи! Дай мне умереть за нее! Дай мне умереть за нее, Господи! Я ничего не прошу у Тебя больше! — шептали во тьме дрожащие губы юного пажа.
Шествие быстро подвигалось вперед. Посреди своих верных гренадер шла, тяжело переступая в грязном снегу, цесаревна. Ее маленькие ножки едва успевали за их большими сильными ногами, привыкшими к походам. К тому же тяжелая кираса затрудняла движение. Все тише и тише двигалась вперед цесаревна.
— Нет! Не могу больше! Я слишком устала! — произнесла она, наконец, чуть слышно. — Так мы не скоро дойдем.
— Матушка, дозволь поднять тебя на руки! — послышался чей-то голос, и в один миг солдаты бережно подняли с земли хрупкую, дорогую ношу и на своих сильных плечах понесли ее дальше.
Так прошли темную улицу, затем какой-то закоулок.
Вот и окна Зимнего дворца. Ни единого огонька нет в них. Видно, все спят и не чуют приближающейся беды. Только в караульне свет.