Паж Черной королевы
Шрифт:
– Откуда он у тебя? – спросил девушку Ариан.
– Он всегда был при мне. Это мой талисман. На счастье. Как твой зуб дракона.
– Мне зуб дракона повесил на шею мой отец, – с грустью прошептал мальчик.
Мелица пожала плечами и всхлипнула.
– Чаще всего это делают родители. Кто же еще кроме них? Наверно и мне этот шарик повесила на шею моя мама. Только вот счастья он мне что-то не приносит. А когда он вот так звенит, мне делается так плохо и горько, почему-то сразу вспоминается та ночь, когда пропал мой брат, и погибли наши родители. Я очень не люблю, когда он так делает. Словно похоронный звон. Сколько раз я хотела его выкинуть, да каждый раз рука не поднимается. Он словно молит меня не бросать его. Я это чувствую.
В темноте Ариан не видел,
– Хватит распускать нюни! – заявил он.
– Это ты мне? – спросила Мелица, которая тоже устыдилась своих слез. Ведь она и в детстве никогда не плакала, даже когда ее колотили мальчишки или злые взрослые.
– Нет, это я себе, – буркнул Ариан. – Твой шарик дейтвительно навевает тоску. Лучше выбрось его. Нам и без шариков придется многое сделать. Давай лучше спать. Скоро прибудем в Блэкдрит, а там вряд ли придется отдыхать.
Мелица согласилась с ним, и они снова улеглись на тесных сидениях кареты герцога Вальпериуса. Но долго еще у них в ушах стоял тихий и грустный звон из стеклянного шарика, и они не могли заснуть.
Принц Лаутар тоже не спал в эту ночь. Его мучила ужасная головная боль. А все потому, что королева хотела использовать его в этот вечер. Она позвала его к себе и хотела, чтобы он показал ей что-то, но в этот раз у них ничего не получилось. Когда принц пришел в себя, он почувствовал, как его словно разрывает на части. Он хотел застонать, но не застонал, потому что по лицу матери понял, что она не получила того, чего хотела. Она не говорила этого, но Лаутар как-то сам это понял и нашел в себе силы скрыть свою боль. Он не хотел огорчать ее. С трудом он встал на ноги и добрался до своей комнаты и запер за собой дверь. Свечи не горели, но в камине тлели уголья. Лаутар сам зажег свечи и упал на софу. Хотелось пить, но он не мог ни позвать слуг, ни встать, чтобы налить воды самому. Если бы он посмотрел в зеркало, то увидел бы в нем измученного бледного как мел с искаженным от боли лицом несчастного подростка, а вовсе не принца. Но в его комнате не было зеркала. И он никогда не видел себя в зеркале, и даже не знал про их существование. Черная королева приказала разбить все зеркала, когда он еще был совсем маленьким. Ни одного зеркала не висело во всем дворце. Никто не имел права глядеть на свое отражение, кроме королевы. Только у нее было зеркало. Оно хранилось в золотом ларце в ее спальне и охранялось стражниками днем и ночью. Только королевские пажи имели право дотрагиваться до него во время утреннего туалета королевы, когда подносили его к ней. Это была их привилегия – держать перед ней зеркало, и мальчишки под страхом смерти боялись уронить и разбить его.
Но вот боль постепенно стала проходить. Перестали течь по лицу капли холодного пота. Лаутар поднял руку и вытер лицо. Его взгляд упал на кольцо, которое надело ему на палец королева. Кольцо слегка светилось. И вдруг Лаутар понял, что в этот раз боль прошла быстро потому что, у него на пальце это кольцо. Боль отступала, а в голове появлялись незнакомые доселе мысли. Тут были мечты о всемирном царстве, которое он создаст, когда завоюет мир с помощью мертвой армии, которая растет для него на старинном Поле Брани. Среди них было и раздражение. Лаутар даже поразился. Он никогда прежде не думал об этом, но сегодня ночью у него вдруг стало расти раздражение. Это раздражение было у него из-за матери. Почему-то сегодня она мешала ему. Но чем? Ариан долго не мог понять, почему, но вдруг до него дошло. Она ему мешает, потому что занимает его место.
И принц Лаутар понял, что он ненавидит свою мать и желает избавиться от нее и занять ее место. Несчастный мальчик не догадывался, что кольцо Всевластья уже стало разъедать его душу ядом, название которому Жажда Властвования.
А кольцо на пальце вспыхнуло, словно обрадовалось, что Лаутар начал подчиняться ему. Вспыхнуло и тут же погасло. Пропал его тусклый и тяжелый свет. И вместе с ним пропали и черные мечты Лаутара, а сам он задрожал от
– Как я мог подумать такое! – воскликнул он. – Моя мать так меня любит. Она столько сделала для меня, а я? Какой я негодяй!
И он тут же снова застонал от боли, которая вернулась. Вернулась неожиданно, и к ней прибавилась еще одна боль, еще более резкая и сильная. Мальчик закричал, потому что не в силах был больше сдерживать, и упал на пол, глядя испуганными глазами на кольцо.
Это оно причинило ему новую, никогда доселе не испытываемую страшную боль, по сравнению с которой, старая просто ничего не стоила. Оно сжало как в тисках его палец и обожгло его раскаленным металлом. Слезы полились из глаз мальчика, и он стал кататься по полу, пытаясь унять боль.
– Я больше не буду! – как маленький он вдруг обратился к кольцу, разговаривая с ним словно с живым. Он очень быстро сообразил, что это оно его наказало за раскаяние. За раскаяние в черных мыслях. – Я больше не буду, только не делай мне больше так больно! Прошу тебя!
И боль тут же прошла. Кольцо мгновенно остыло. Лаутар посмотрел на палец. Он был уверен, что на нем страшные ожоги, но не было не единой царапины. Принц захотел сорвать проклятое кольцо с пальца и выкинуть его. Но оно не снималось. Как влитое сидело оно на пальце и усмехаясь смотрело на Лаутара. Да-да! Именно смотрело, хотя у него не было ни глаз ни лица. Несчастный принц смотрел на него и уже не плакал. Слезы кончились. осталась только невероятная злоба ко всему на свете. Она копилась в его глазах и они пылали ее черным блеском.
Из-за черной бархатной портьеры за сыном наблюдала королева Анкуста. Она следила за каждым его движение, за каждым взглядом и словом. Когда Лаутар все-таки заснул, она скрылась за потайной дверью, в которую сюда вошла и отправилась в свою сокровищницу. У нее еще было не мало дел.
Ни одного факела не горело в коридорах дворца. Только лунные лучики приникали в него через узкие окна. Молча пялили в темноту глаза стражники, когда мимо них шла Анкуста, грозная и величественная как сама смерть. Больше всего на свете в эту минуту они не хотели встретиться с ней взглядом. Королева хоть и была первой красавицей в стране, но от ее взгляда кровь стыла в жилах у тех, кто встречался с ним. А среди ночи от него можно запросто умереть от разрыва сердца. Такие случаи были. Один раз стражник заснул на посту и попался на глаза королеве. Она разбудила его и заставила смотреть себе в глаза. До тех пор она это делала, пока бедняга не умер. И все считали, что он еще легко отделался.
Анкуста прошла в сокровищницу и бросилась к портрету Душегуба.
– Лаутар почти готов, мой господин, – заговорила она. – Что-то в нем очень сопротивляется. Очень сильно сопротивляется. Но это уже ничего не значит. Кольцо овладело им. А сейчас мне нужна твоя сила, чтобы справиться с моим самым главным врагом.
Безмолвно взирал на нее с портрета Душегуб.
Анкуста принялась ворожить. Она достала из самого темного угла большую корзину с крышкой, открыла ее и стала кидать в нее огромных лягушек и жаб. Те громко квакали, когда падали в корзину, а та стала сильно трястись и раскачиваться.
– Кушайте мои маленькие, кушайте мои рыбоньки, – стала приговаривать Анкуста. – Уж сколько дней я вас пестую, как самые любящие матери не пустуют своих детей.
Далее она стала читать заклинания. Длинные непонятные слова, от которых воздух в сокровищнице стал ледяным и заходил ходуном, громким голосом напевала она. И вот из корзины одна за другой стали выползать маленькие черные змейки. Их становилось все больше и больше, и вот уже несколько сотен их ползали около ее ног и грозно шипели. Колдунья махала перед ними платком, и они поднимались и нюхали его как собаки, которым велено взять след. Когда-то этот платок она украла у человека, которого боялась и ненавидела, но использовать его не успела, потому что скрылась в изгнании. Она ждала триста лет, и вот теперь время для колдовства пришло. Пора было рассчитаться за свое давнее поражение. Змеи все понюхали платок и ползали перед ней и скручивались в клубки от нетерпения.