Печаль весны первоначальной

на главную - закладки

Жанры

Поделиться:

Печаль весны первоначальной

Печаль весны первоначальной
5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Annotation

Интимные отношения между мужчиной и женщиной автором переносятся в мир мифологического фольклора. Жизненные перипетии в условиях современной окраинной России ведут главного героя к поиску национальной и религиозной самоидентификации. Вера и любовь - главное в жизни человека. Рассказ наполнен, как всегда у автора, аллюзиями и отсылками к поэзии, литературе, драматургии.

Клейман Борис Маркович

Клейман Борис Маркович

Печаль весны первоначальной

ПЕЧАЛЬ

ВЕСНЫ ПЕРВОНАЧАЛЬНОЙ

– Мда...
– произнесла Ольга.
– "Бился об Ленина тёмный класс..." - ничего не добился. Яичко упало и опухло.

Константин стоял в студии и смотрел сквозь стекло.

– Опять что-то не устраивает?
– спросил он в микрофон.

Фамилия у чтеца была Кулябин. Под стать названию города Кулябинск. Говорил он о своей специальности "Прикладная информатика". Это как вместо "грузчик" сказать "такелажник": уровень такой "специальности" преподавали в старших классах любой средней школы. Работал наборщиком текста в университетской телестудии. Студенты с вычислительной техники отглаживали голосовое распознавание и пытались соединить программы компьютерной орфографии с переводом голоса в буквенный текст. Так что, профессиональная жизнь Константина была сочтена. Держали его только потому, что за девять тысяч рублей ни один студент работать не соглашался. И чтец этот Константин к своим тридцати годам не имел ни профессии, ни образования, ни нормальной работы, ни, разумеется, зарплаты. Одеваться пытался согласно общественной молодящей моде: суконное полупальто, изящный шарф, петлёй уложенный вокруг шеи, настоящие джинсы "Леви Страус". Никто не знал, что вставка на рукаве пальто "Эмпорио" была куплена на рынке, шарф красиво связала мама крючком, а вьетнамские джинсы в промежности аккуратно прикрыты вьетнамской же заплатой от сохранённых именно для этой цели обрезков штанин.

"Может, гениальный папа был прав, и фамилия его значит "каша размазня", - думала Ольга.
– Уже полтора часа бьёмся - сколько ж можно..."

Ко Дню Победы вся студия учила и записывала стихи о войне. Ольга Леонидовна подключила и Константина. Студентки-филологи и историки хорошо читали Слуцкого и Друнину, Левитанского и Чичибабина. Сама Ольга до дрожи по коже прочла Коржавинское "Дети в Освенциме" - студия искренно плакала. Звукооператор, выключив микрофон, высморкался и сказал:

– Ну, ты, Алёна, выдала, особенно в конце.

Сама чуть не завыла...
– и тоже высморкалась.

А как тут не зарыдать от слов, написанных полвека назад:

Жива. Дышу. Люблю людей.

Но жизнь бывает мне постыла,

Когда я вспомню - это было!

Мужчины мучали детей.

Поженян и Наровчатов у него не пошли, Багрицкий и Гудзенко тоже. Кульчицкого, Когана, Симонова, слава Богу, прочли до него. Она подобрала ему серенькое простенькое стихотвореньице Всеволода Рождественского из передовицы "Комсомольской правды" сорок первого года. Стишок был наполнен пропагандистскими штампами: "милой Родины наказ", "родимые берёзы", провожающие девушки, клятвы жёнам "Отстоим!" и, разумеется, "суровое мужское наше дело мы доведём - и с честью!
– до конца!" О "котлах", миллионных пленных, голодном и грязном отступлении, полном разгроме армии в этом самом сорок первом подобная клишированная поэзия "с честью" не предусматривала.

Выучил. С трудом. Как ни репетировали, как ни дрессировала его Ольга Леонидовна, во время записи он ладони поднял-таки на уровень своих сисек, словно прикрывая их от мужского взгляда, и, едва не заикаясь, помавал руками в такт строкам. А на словах "Нас жёны крепко к сердцу прижимали..." даже показал, приоткрыв ладонь, куда именно прижимали. Изобразив чью-то жену.

После эфира кто-то в студии бросил словечко "сам себя за сиськи держатель", но студент-германист уточнил "бюстгалтер". Без мягкого знака. Так и прицепилось к нему это прозвище. Шипели на него, шипели ему в лицо и за спиной. "Если б не автокорректура в Ворде, он бы слово "мама" писал с мягким знаком".

Видела же, что он закомплексованный и самовлюблённый, безграмотный

и не начитанный. Даже стишок этот в современности двадцать первого века не смог рассказать без оговорок - ошибся. Так и дали в эфир этот последний дубль - лучшего уже не было. Но - тянуло к нему почему-то. Может, материнское желание защитить убогого?

Они шли по берегу Капора, речки, неглубокой, но неприятно заросшей сорным ивняком и мелкой сосёнкой.

– А правда, - спросил Константин, - что так её назвали, будто Екатерина Великая здесь свой капор в воду уронила?

– Не было в наших краях Екатерин, - ответила Ольга.
– Никаких. Одни турмуды жили своими родами и племенами и звали эту речушку Чульчи, река по-турмудски. Есть гидронимы с такими же корнями: Чусовая, Чульпа, Чепца... Тихий милый народ. До сих пор верящий в своих богов и духов. А русские привели с собой горных мастеров-иноземцев, которые увидели большую гору и назвали речку Кап, то есть "голова". А потом и Капор. Под горой вроде залежи какие-то предполагались, хотели её срыть. Но турмуды собрались с дрекольем и не дали: там древнее кладбище их предков. Археологов до сих пор туда не пускают.

Они шли по протоптанной широкой тропе, широко перешагивая через жидкую весеннюю грязь. Воздух сохранял вкус талого снега, где-то в густой тени ноздревато ещё белеющего. И запахи зацветающих красной в бутонах вербы и черёмухи, мать-и-мачехи, подснежников, первых ландышей и горячих древесных соков - воздух весны и освобождения - пьянили и кружили голову.

– Вы интересно рассказываете, - слюбезничал Константин.

– Это мой гениальный папа интересно рассказывает. А я только повторяю.

– О нём отзываются хорошо в университете.

Ольгу вдруг прорвало.

– Есть такие люди, - с горечью произнесла она, - вроде обычные. Ходят-едят, смеются над глупыми шутками, сами рассказывают пошлые анекдоты, смотрят сериалы про патриотическую войну, слушают попсу. Поют хором под гитару, тоскуя от слов: "...Золотая Брич-Мула, где чинара притулилась под скалою..."

– А что? Хорошая песенка.

– Если не считать двух моментов: "Вечная пчела" - это название болгарского эпического романа... Писатель был, кажется, даже кандидатом в нобелянты... и второй, Брич-Мула эта - деревня, дыра дырой, дырее некуда. Но вдруг этот тоскователь отключает телефон, не идёт к ужину с телевизором. Жрёт чуть ли не из помойного ведра. На речке песчаный пляж усеян людьми - загорай, а то поздно будет. А он затягивает шторы и в сумраке стучит по "клавке". День, ночь, вечер-утро - он стучит. Выходит с шальными глазами в гостиную. "Ты чего?" - "Представляешь, хеттский корень бла-бла-бла такой же, как германский, греческий, иллирийский и славянский и имеет параллели с семитскими корнями бла-бла-бла". И что? Гром аплодисментов? Все суют чеки и конверты с наличкой? Медалями и орденами занавесили весь пиджак? Выбирают в президиум? Хрен тебе. Да и хрена никто не даёт. Пара студенток глазками ахнут, а потом своим бой-френдам в перерыве между сопением и пыхтением расскажут про сумасшедшего профессора-идиота-тупицу. А он бесплатно, а то и за свои гроши публикнёт эту шедевралку в каких-нибудь Чебоксарах или Барнауле - великое открытие!
– а потом ещё и хвастается, что такие же чокнутые в волгоградских-староградских-краснозадских диссерах его цитируют. Господи! Как всё надоело!

– Скучно?

– Хочу к морю... И, главное, ясно уже давно - не нужно никому это высшее образование. Оно денег не приносит. И все потуги моего папы расшевелить эту непробудную, вековую, стихийную тишину... Таким увидел Кулябу Короленко: "ненастоящий", какой-то призрачный, ненужный город... Все потуги папины глупы и бесплодны.

– Короленко так и писал о нас "ненужный город"?

– Он здесь оказался через четверть века после Салтыкова-Щедрина. "Время здесь как будто стояло на месте..." Ничего не изменилось. Поставили пару заводов, которые не знамо что выпускают... атомщики цериевые браслеты уже делать начали, чтоб что-то заработать... А люди как были вялые и ни на что не способные, так их никто не подымет. Где те турмуды, что поднимали мятеж против Екатерины Второй? Где те, которые шли против большевизма в Гражданскую?

Книги из серии:

Без серии

[5.0 рейтинг книги]
[5.0 рейтинг книги]
Комментарии:
Популярные книги

Жандарм 2

Семин Никита
2. Жандарм
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Жандарм 2

Ненаглядная жена его светлости

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.23
рейтинг книги
Ненаглядная жена его светлости

Найденыш

Шмаков Алексей Семенович
2. Светлая Тьма
Фантастика:
юмористическое фэнтези
городское фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Найденыш

Газлайтер. Том 3

Володин Григорий
3. История Телепата
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 3

Княжна. Тихоня. Прачка

Красовская Марианна
5. Хозяюшки
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Княжна. Тихоня. Прачка

Офицер Красной Армии

Поселягин Владимир Геннадьевич
2. Командир Красной Армии
Фантастика:
попаданцы
8.51
рейтинг книги
Офицер Красной Армии

Магия чистых душ

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.40
рейтинг книги
Магия чистых душ

Измена. Право на семью

Арская Арина
Любовные романы:
современные любовные романы
5.20
рейтинг книги
Измена. Право на семью

Метатель. Книга 5

Тарасов Ник
5. Метатель
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Метатель. Книга 5

Крестный отец (перевод М.Кан)

Пьюзо Марио
Детективы:
триллеры
4.38
рейтинг книги
Крестный отец (перевод М.Кан)

Часовая битва

Щерба Наталья Васильевна
6. Часодеи
Детские:
детская фантастика
9.38
рейтинг книги
Часовая битва

Сумеречный Стрелок 10

Карелин Сергей Витальевич
10. Сумеречный стрелок
Фантастика:
рпг
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Сумеречный Стрелок 10

Разборки авторитетов

Сухов Евгений Евгеньевич
Я – вор в законе
Детективы:
боевики
7.69
рейтинг книги
Разборки авторитетов

Попаданка

Ахминеева Нина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Попаданка