Печальный кипарис
Шрифт:
Мэри проговорила с благодарностью:
— Спасибо, мисс Элинор, вы очень добры.
Все трое прошли к дому, где Элинор оставила дверь открытой. В холле было прохладно, и Мэри слегка вздрогнула. Элинор взглянула на нее.
— В чем дело?
— О, пустяки, просто как-то не по себе, когда входишь сюда с яркого света.
Элинор сказала тихо:
— Странно, я тоже почувствовала это сегодня утром. Сестра Хопкинс, однако, только рассмеялась.
— Ну-ну, вы еще, пожалуй, скажете, что в доме водятся
Элинор улыбнулась. Она провела всех в гостиную справа от парадной двери. Окна в комнате были открыты, и выглядела она очень уютной. Пройдя через холл в буфетную, Элинор тотчас вернулась, неся большое блюдо с сандвичами, и протянула в сторону Мэри:
— Хотите.
Мэри взяла один. Элинор мгновение наблюдала за тем, как белые ровные зубы девушки впились в хлеб. Она слегка вздохнула и стояла в задумчивости, прижимая блюдо к груди, но, заметив, что Хопкинс смотрит на сандвичи откровенно Жадным взглядом, вспыхнула и поспешно протянула блюдо ей. Потом она взяла сандвич себе и сказала извиняющимся тоном:
— Я хотела приготовить кофе, но забыла купить… Однако там есть немного пива…
Хопкинс грустно проговорила:
— Если бы я догадалась захватить чаю для заварки.
Элинор припомнила:
— Там, в буфетной, осталось чуть-чуть в жестянке.
Лицо медсестры прояснилось.
— Я мигом поставлю чайник. Молока, наверное, не найдется?
— Немного есть.
— Тогда все в порядке! — воскликнула Хопкинс и поспешно вышла из комнаты.
Девушки остались одни. Атмосфера была странно напряженной, и разговор не клеился. Мэри ежилась под пристальным, испытующим взглядом Элинор. Потом вдруг, собравшись с духом, прервала молчание:
— Мисс Элинор, вы не должны думать…
Быстрый надменный взгляд другой остановил ее.
— Чего я не должна думать?
Голос был словно сталь.
— Я… я забыла, что собиралась сказать, — пролепетала Мэри.
Хопкинс вошла с подносом, на котором красовались коричневый заварочный чайник, молоко и три чашки. Не замечая царившей скованности, она весело провозгласила:
— Вот и чай готов.
Хопкинс поставила поднос перед Элинор, но та покачала головой:
— Я не буду.
Она пододвинула поднос поближе к Мэри. Девушка налила две чашки. Медсестра вздохнула с видом полного удовлетворения:
— Чай свежий и крепкий.
Элинор встала и отошла к окну.
Хопкинс заботливо обратилась к ней:
— Может, все-таки выпьете чашечку, мисс Элинор? Это пойдет вам на пользу.
Но та лишь пробормотала:
— Нет, благодарю вас.
Хопкинс осушила свою чашку, поставила ее на блюдце и объявила:
— Пойду сниму чайник с плиты. Я оставила его там на случай, если нам понадобится еще кипяток.
Она вышла своим энергичным шагом.
— Мэри…
Та быстро откликнулась:
— Да, мисс Элинор.
Свет медленно померк на лице Элинор, осталась лишь застывшая маска.
— Нет, ничего.
В комнате вновь наступило гнетущее молчание. Мэри думала: «Как все странно сегодня. Словно… мы все ждем чего-то».
Элинор наконец отошла от окна и поставила на поднос пустое блюдо из-под сандвичей. Мэри вскочила:
— Позвольте мне, мисс Элинор.
Ответ другой девушки прозвучал отрывисто:
— Нет, оставайтесь здесь. Я все сделаю сама. Элинор понесла поднос из комнаты. Через плечо она бросила взгляд на Мэри, такую юную, полную жизни и красоты.
Хопкинс была в буфетной. Она вытирала лицо носовым платком. Когда вошла Элинор, она сказала:
— Честное слово, здесь жарковато.
Элинор механически ответила:
— Да, буфетная выходит на юг.
Хопкинс забрала у нее поднос.
— Разрешите мне вымыть это, мисс Карлайл. Вы что-то неважно выглядите.
— О нет, я в полном порядке.
Она взяла полотенце.
— Я буду вытирать.
Хопкинс засучила рукава и налила из чайника горячей воды в посудомойку. Элинор, глядя на ее запястье, заметила равнодушно:
— Вы обо что-то поцарапались.
Сестра засмеялась:
— Это о вьющиеся розы возле сторожки. Шип попал мне в руку, но это ничего, я потом его вытащу.
Вьющиеся розы у сторожки… Воспоминания вновь овладели Элинор. Они с Родди играли в войну Алой и Белой роз, ссорились, потом мирились. Далекие дни детства с их чистотой и счастливой открытостью… Волна отвращения к самой себе вдруг затопила душу Элинор.
До чего же она дошла сейчас! В какую черную пропасть ненависти и злобы позволила себе скатиться! Ее даже пошатнуло. Она думала: «Я была сумасшедшей, просто сумасшедшей…»
Хопкинс с любопытством смотрела на нее.
— Она была сама не своя, — рассказывала позднее сестра.
— Говорила так, словно не понимала, о чем, а глаза были такие блестящие и странные.
Чашки и блюдца бренчали в мойке. Элинор взяла со стола пустую стеклянную банку из-под паштета и сунула ее туда «же. Потом она заговорила и сама удивилась тому, как твердо звучит ее голос.
— Я разобрала наверху кое-какую одежду. Может быть, посмотрите, сестра, и скажете, кому в деревне она могла бы пригодиться.
Хопкинс была преисполнена готовности услужить. Прибрав все в буфетной, они вместе поднялись наверх. Проведя там с Элинор около часу и связав одежду в узлы, Хопкинс спохватилась: