Печать богини Нюйвы
Шрифт:
Ей до зуда в языке хотелось наконец точно определиться с датами. Во времена какой династии их с Люсей затащили папочкины рыбки-то?
– В Санъяне уже второй год сидит мелкий слизняк Эр-ши, – ответил Лю Дзы так запросто, словно совсем-совсем не удивился тому, что на Небесах не в курсе, кто правит Поднебесной. – Конечно, он не такой кровопийца, как покойный Цинь Шихуанди, но и шагу ступить не может без приказа жирного хряка Чжао Гао. Вот и выходит, что Цинь правит евнух. Это, сестренка, совсем невесело. Я, кстати, не один такой умник. Вот Сян Лян из Чу, тот вообще уже войско собрал. Сама понимаешь, у нас тут, в уезде Пэй,
В голове у Татьяны что-то щелкнуло, и мозаика сложилась целиком. Династия Цинь, провинция Пэй, евнух Чжао Гао, княжество Чу… Не зря, ох не зря папенька настоял на чтении «Исторических записок» Сыма Цяня, которые он сам и перевел, да опубликовать не успел. Вот ведь судьба-злодейка! Правда, давно это было, многое забылось, но самое главное Татьяна Орловская запомнила крепко-накрепко.
– Так, значит, это ты тот доблестный воин, который отпустил несчастных строителей усыпальницы? – спросила она осторожно, пока еще не веря до конца в свою догадку, и на всякий случай, добавила: – На Небесах известен этот подвиг во имя милосердия.
– Ух ты! – просиял Лю и хлопнул себя по бедрам. – Даже с Небес было видно? А то, как я напился накануне, тоже известно? Представляешь, просыпаюсь – голова раскалывается, в глотке словно кош… э… фениксы порхали, а половина работников разбежалась. Ну не ловить же их, бедолаг? Я тогда и остальных… того… отпустил. Половина моих ребят, – он гордо махнул на своих людей, – аккурат из той партии рабочих. Вот хотя бы братец Фань… О! Прости, сестренка. Там такая история дальше, что девичьим ушкам ее слышать не подобает.
Таня едва удержалась, чтобы не начать совсем не по-небесному прыгать на месте от восторга и хлопать в ладоши. У Сыма Цяня примерно так все было и написано!
– Так это ты станешь императором и основателем новой династии! – всплеснула руками она.
– Серьезно? Я так и думал. – Лю блеснул зубами в довольной улыбке. – У меня к Цинь свои счеты, понимаешь… Да! Так что насчет знамени? Коли уж ты предрекаешь мне титул Сына Неба?
– На то я и небесная дева, – фыркнула девушка, сама не заметив, что откровенно кокетничает с предводителем Лю. – Ладно уж, братец Лю, будет тебе знамя.
«Сыма Цянь писал свои «Исторические записки» спустя много-много лет после того, как все случилось. И во многом он ошибался, а кое-что просто насочинял для пущей красоты, но какой же он все-таки молодец, что взялся за это неблагодарное дело. Лично я древнему летописцу страшно благодарна».
(Из дневника Тьян Ню)
Глава 4
На ловца и зверь бежит
«Вещи никогда не заменят людей, а живой голос всегда звучит громче, чем самая интересная запись на молчаливой бумаге. Я помню каждый свой день, каждое слово, каждую встречу, словно я – каменная скрижаль, на которой Господь высек заповеди. И я пишу этот дневник не для себя».
(Из дневника Тьян Ню)
Тайвань, Тайбэй, 2012 г.
Саша
Саша
Она лежала на земле. Где-то поблизости разило кровью и гарью. Запах смерти, острый, резкий, тошнотворный, плыл по воздуху, въедался в волосы и кожу. Неподалеку выл человек – надрывно, жутко, на одной ноте. Границы миров, подрагивая, вплетались одна в другую: вот вспорол горизонт, возносясь к облакам, сверкающий шпиль тайбэйского небоскреба и сразу – будто кто-то переключил телевизионный канал – мелькнули крыши пагод и распахнул пасть, кося лиловым глазом, золотой дракон.
Она попыталась вздохнуть и едва не поперхнулась – горло сжало огненной болью, скрутило спазмом. Сквозь мутную дрожащую дымку проступили мечущиеся из стороны в сторону силуэты – цветные пятна на темном фоне.
– Пить, – прохрипела девушка и облизнула потрескавшиеся губы.
Вода, ей нужна была вода, хотя бы немного, хотя бы глоток. Перед ее внутренним взором пели водопады, журчали ручьи, плавно и неспешно несли свои волны могучие реки.
Она бы заплакала, но слез не осталось. Болели воспаленные опухшие глаза, и казалось, что все тело одновременно и плавится, и немеет. Наконец там, во сне, ей удалось, царапая пальцами пол, приподняться – и тут же, будто соткавшись из стального тумана, вокруг нее с лязганьем выпростались из земли железные прутья. Ломая дерево, пробивая стены и потолок, они сомкнулись вокруг нее, став клеткой, и иглами ушли вверх, к алому небу, истекающему огнем.
А потом из-за стены пламени на нее глянули круглые рыбьи глаза то ли беса, то ли божка, и неожиданно рядом раздались чьи-то шаги, вынырнула из пылающей хмари высокая темная фигура.
– Девушка, – произнес чей-то гулкий, до боли знакомый голос. – Девушка, вы живы?
Александра с криком очнулась и резко села в кровати, схватившись за горло. Ни разу в своей жизни она не испытывала такой чудовищной, нечеловеческой жажды. Девушка глотнула всухую и заскулила от боли. Было страшно, очень страшно.
Она спустила ноги с кровати и попыталась встать, но сил не осталось. Казалось, Саша долго бежала по пустыне, а не спала в собственной комнате, в окружении давно привычных и знакомых с детства вещей. Цепляясь рукой за спинку кровати, девушка поползла к двери. Рот горел, горло сжималось, будто вместо воздуха его заполнял мелкий песок.
Добравшись до выхода из комнаты, Александра заставила себя подняться. Ноги подламывались. Судорожно цепляясь руками за стены, она спустилась вниз, в кухню.
Там была вода. О боги и демоны, там была вода! Цветы в вазах, оранжевые, красные, золотые, будто издевались над ней, и капли из небрежно закрытого крана равномерно стучали по большой, до блеска отчищенной раковине.
Кап. Кап. Кап.
С хрипом Саша бросилась к холодильнику и дрожащими от нетерпения и жадности руками достала бутылку с водой. Холодная, мгновенно запотевшая, она показалась ей сокровищем. Когда ледяная влага коснулась ее языка, девушка приглушенно застонала и запрокинула голову. Вода лилась по ее щекам, шее, стекала по груди, оставляя мокрые пятна на ночной рубашке, но ей было все равно. Она не знала, сколько времени прошло. Опорожнив одну бутылку, она сразу же открыла вторую. Огонь, пришедший к ней из сна, медленно отступал, ужас от собственной беспомощности утихал.