Печать и колокол
Шрифт:
Дворец-ловушка. Здесь смерть неминуема. Но если удастся выбраться на Житный двор, где несут караул стрельцы, он спасен.
Если удастся выбраться…
Одновременно грянуло несколько выстрелов, и стена за спиной царя покрылась щербинами дыр. Под напором тел затрещала дверь.
Там, за дверью, была его смерть.
Лжедмитрий побежал по переходам дворца к зале, слюдяные окна которой выходили на Житный двор. Локтем вышиб узорчатую свинцовую раму, вскочил на подоконник. Под окном белели возведенные для иллюминации к празднествам подмостки. На мгновение застыл в нерешительности – и прыгнул. Почувствовав под ногами зыбкую упругость прогнувшихся
Нет, не напрасно он всегда верил в свою счастливую звезду!
Теперь оставалось перепрыгнуть на следующий, нижний ярус, а затем спуститься во двор.
Из окна над его головой что-то кричали, грозя оружием. Но никто там не решался повторить этот рискованный прыжок.
Лжедмитрий глянул вниз, напряг мускулы.
Прыжок – и, споткнувшись о выступ тесаного бревна, человек, взявший имя царевича Димитрия, плашмя падает с тридцатифутовой высоты вниз…
У него сломана правая нога и повреждены ребра, на губах пузырится кровь, но он жив.
Пока еще жив…
Сейчас его схватят набежавшие приспешники Шуйского. Потом его будут пытать, глумиться над ним и наконец пристрелят. А через час-другой, привязав к ногам веревки, его труп поволокут через Иерусалимские ворота на Красную площадь. Там один из бояр бросит ему на живот маску, воткнет в мертвый рот дудку и скажет:
«Долго мы тебя тешили, а теперь ты нас позабавь!»
Затем тело Лжедмитрия сожгут, зарядят пеплом вместо ядра пушку и выстрелят в ту сторону, откуда он пришел…
Но для того ли народная легенда воскресила погибшего в Угличе Димитрия Иоанновича, снабдив его волшебной печатью, чтобы дать ему погибнуть в Москве?
Нет, в ту ночь погиб не Димитрий Иоаннович, а другой человек. Димитрий Иоаннович вновь спасся.
Будь здрав, Димитрий Иоаннович!
– Князь Шуйский потратил немало времени и сил, чтобы обосновать события той ночи и свое право на престол, – продолжал Василий Петрович. – В грамоте от московских бояр, дворян и детей боярских, которая послана была во все концы земли Русской, сообщалось, что, по свидетельству его матери и дядей, царевич Димитрий подлинно умер и погребен в Угличе. Престол же захватил хитростью и чародейством Гришка Отрепьев, чернокнижник и вор, что теперь-де справедливость восстановлена: Гришка-самозванец казнен и прах его развеян по ветру, а царем провозглашен князь Шуйский, славный потомок Рюрика и Александра Невского. В особой грамоте мать царевича, инокиня Марфа, на которую Шуйский сумел воздействовать и без горящей свечи, каялась, что из страха признала по малодушию Гришку Отрепьева за своего покойного сына.
Но, увы, все эти грамоты не помогли Василию Шуйскому.
Убийством Лжедмитрия и последовавшим вслед за ним воцарением Шуйского были недовольны крестьяне и холопы, ждавшие от сына Иоанна Грозного облегчения своей доли, служилые люди, которым Димитрий Иоаннович вдвое увеличил жалованье, многие дворяне, купцы и даже некоторые вельможи, связавшие свою судьбу с судьбой самозванца. В числе таких вельмож был князь Григорий Петрович Шаховской, человек смелый, честолюбивый, с авантюрным складом ума и пылким воображением.
Род Шаховских, как и род Шуйских, происходил, по преданию, от Рюрика. Но, в отличие от Шуйских, Шаховские всегда почему-то оставались в стороне. Не были они взысканы царскими милостями ни при Иоанне Грозном, ни при Федоре Иоанновиче, ни при Годунове. Зато Шаховские стали в чести при Димитрии Иоанновиче. Как
Верил ли князь, что сидящий на троне действительно сын Иоанна Грозного? Вряд ли. Да его этот вопрос особо и не занимал. Петр Басманов как-то сказал о Лжедмитрии: «Подлинный ли он сын Иоанна, нет ли, а лучшего царя нам все равно не найти». Наверное, того же мнения придерживался и Шаховской. Другой царь Шаховскому был не нужен.
В Кремль князь Шаховской прискакал уже тогда, когда с самозванцем было покончено. Обезображенный труп недавнего повелителя России лежал вверх лицом у крыльца, и приспешники Шуйского, хохоча и издеваясь, привязывали к его ногам веревки. Рука Шаховского потянулась к мечу, да остановилась, только пальцы в кулак сжались.
Стоявший неподалеку Шуйский, искоса взглянув на мрачное лицо князя, усмехнулся. Шуйский подумал, что Шаховскому повезло. Прискачи он часом раньше – и лежать ему, как Петьке Басманову, с изрубленной головой. Проспал Гришатка Шаховской свою смерть! Проспал… А жаль, что князюшко под горячую руку не попался. Ох, как жаль! Давно по его буйной голове плаха плачет, горючими слезами заливается!
Но Шуйский не любил торопиться. Поэтому, взойдя на престол, он, опасаясь недовольства бояр, не казнил ненавистного ему князя. Он лишь решил удалить Шаховского из Москвы, назначив его воеводой в Путивль. Если бы Шуйский знал, что Григорию Шаховскому только того и надо. Если бы он догадался о замыслах князя…
– А теперь, – предложил Василий Петрович, – вернемся с вами к печати, к большой государственной печати, на которой вырезана надпись: «Пресветлейший и непобедимейший монарх Димитрий Иоаннович, Божиею милостию Император и Великий князь всея России и всех татарских царств и иных многих государств Московской монархии подвластных государь и царь».
Так вот, эта печать, которая, казалось бы, после смерти самозванца никому больше не нужна, была похищена. И, как вскоре выяснилось, похитил ее ненавистник царя Василия, потомок легендарного Рюрика, князь Григорий Петрович Шаховской…
Шуйский понимал, чем ему грозит эта печать в руках Шаховского. В погоню за Шаховским, отправившимся в Путивль, было послано сто конных стрельцов. Но погоня запоздала.
В ту минуту, когда стрельцы неспешно выезжали из московских городских ворот, князь Григорий Шаховской, которого сопровождали два молодых шляхтича из свиты Марины Мнишек (в ту страшную ночь князь спас их в своеем доме от разъяренной толпы) и несколько вооруженных пищалями холопов, уже подъезжал к переправе через Оку у Серпухова. В суме, притороченной к седлу его коня, лежала печать, которая по замыслу Шаховского должна была вновь воскресить погибшего в Угличе царевича и свергнуть с трона князя Шуйского.
Переправа много времени не заняла. Перевозчик, широкоплечий парень в сером сермяжном кафтане и войлочной шапке, ловко, на лету, подхватил брошенную князем серебряную монетку, спрятал ее за щеку и низко поклонился щедрому боярину:
– Удачи тебе во всем, благотворец!
Князь потрепал холку своего коня, строго сказал:
– Никто не благ, токмо един бог. Благодари же не меня, слугу царского, а его, – князь указал на одного из шляхтичей, – нашего пресветлого царя и великого князя Димитрия Иоанновича, коего ты чрез Оку переправил. – И так как изумленный перевозчик застыл чурбан чурбаном, Шаховской взмахнул плетью и крикнул: – На колени перед его царским величеством!