Печать мастера

Ри Тайга

Мастер!!! Нашел!!!

Наставник лежал под каким-то мужчиной, на виске и на волосах запеклась черная кровь, без сознания – на лице застыла гримаса боли, но… это был мастер! И он был жив!!!

Коста осторожно попытался сдвинуть того, кто привалился на наставника сверху и тут же одернул руки – тело уже остывало. Спихнув труп в сторону, пыхтя, он вытащил мастера из кучи подхватив подмышки и застонал от бессилия – сил не хватало. Приноровился и сделал ещё один рывок – и ему повезло.

Вытащив Наставника на пол рядом,

он присел и дотронулся до щеки, стирая кровь и ощупывая голову – вроде цела, но… коснулся щеки… обжигающе горячая. Мастер – горит! Как печка и пылает! У него жар!

Коста снова потрогал лоб, щеки и похлопал по щекам.

– Очнитесь, мастер, мастер, очнитесь…

Коста проверил грудь – пятно крови на груди оказалось чужим, подхватил за руку, чтобы было удобнее тащить, и когда схватил за другую руку – пальцы ухватили только широкий рукав… черный от крови…

Пустой. Рукав.

Вместе правой руки – ниже локтя, замотанный в кусок бурой тряпки безжизненно висел обрубок.

Коста не заорал.

Он не плакал в подземельях. Не плакал в темнице Блау. Не плакал, когда били. Не плакал, когда тонул… когда «заноза»… когда Таби…. Тоже не плакал. Не плакал…

Но сейчас у него задрожали губы.

«что делать с тем бешеным…доживет пойдет на алтарь… отрубили руку, иначе было не успокоить… много силы… хороший круг… за такую жертву дадут много фениксов, если выживет… хороший товар…»

«… руки – главное достоинство каллиграфа, помни щенок…»

Коста замычал.

– М-м-м-м… – слово «м-м-м-мастер» не выходило, горло свело, звуки проваливались внутрь. – М-м-м… м-м-м-а… м-м-м-а… – Он открывал и закрывал рот, но так и не смог выговорить ни слова.

Губы задрожали ещё сильнее. Он прикусил губу до крови, чтобы сдержаться, и осторожно положил правую руку поверх, погладил Наставника по плечу, аккуратно и тщательно расправил пустой рукав…

…поправил рукав ещё раз… и ещё раз… и ещё раз… и… тихо мыча, заплакал.

* * *

Сколько он так просидел – на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону, и изредка дотрагиваясь до плеча, чтобы убедиться – ещё теплое, Коста не знал.

Очнулся он рывком, от яркого света – моргнул, сощурившись, когда дверь в трюм резко распахнулась.

– Всем строится! По трое на палубу! Мыться и есть! Кто не сможет выйти останется без еды и воды!

– Шевелитесь! Шевелитесь! Шевелитесь!

Глава 13. Достоинство каллиграфа. Часть 1

Трюм, утро второго дня

Очередь за водой была недлинной – всего десять человек, потому что на весь трюм выдали десять жестяных, погнутых по бокам пиал, которые одновременно были и чашками под воду, и мисками для риса.

Почему всего десять – Коста не понял. Неужели пиратам сложно было своровать ещё хотя бы десяток? Поэтому пили и ели все по очереди.

Мыли будущих рабов единожды – в самый первый день всех новоприбывших. И Косте мытья не досталось

бы – он провалялся без сознания больше ночи, как его потом просветил сосед по грязному углу в трюме, но ему «повезло» – две последние партии ловили ночью – их корабль брали последним, и потому отложили «мытье товара» до утра.

Если бы не это – он так и не попил бы.

– Следующий!

Коста облизнул сухие губы и сделал шаг вперед, почти уткнувшись в спину старика, который стоял перед ним и уже протягивал на вытянутых руках жестяную миску, куда ковшом должны были плеснуть ровно «одну порцию на товар» из большого деревянного ведра. Командовали раздачей ресурсов такие же «сидельцы по несчастью», как и он.

Но – сытые. Рослые. Холеные. Эту четверку рослых мужиков с лицами, не отягощенными печатью душевных дум, Коста купил бы сам. Если бы ему требовалась беспринципная рабочая сила, или наемники, которые не будут задавать вопросов. И первым делом взял бы с них клятву на крови, чтобы не ударили в спину. Такие могут.

Как бы глубоко не упали люди, всегда есть те, кто полезет наверх с самого дна по чужим головам. И эти четверо, были из таких – отбирали еду и воду, которую приносили дважды в день.

– Следующий! – стукнул мужик ковшом о край ведра, и вся очередь сделала ещё шаг вперед. А справа кто-то уже жадно пил, захлебываясь от наслаждения. – Пошла вон! Ты только что брала воду! – мужик двинул стоящую прямо перед раздачей женщину по плечу так, что та улетела на пол.

– Это брала для детей! А теперь для меня! Я тоже имею право на воду! – заплакала женщина.

– По одной плошке на нос! – Заржал мужик. – Экономим воду, приказ! – палец ткнул куда-то в сторону потолка трюма. – Плыть две декады – дети все равно не доживут, нечего тратить воду на мертвых….

– Ах ты…

Мужик, один из двух, стоящих рядом с тем, кто разливал воду из ведра, просто молча пнул женщину, и та отлетела назад.

– По одной плошке на нос, – зычно повторил бугай. – Кто будет спорить – останется без воды. Кто-то хочет оспорить?

Коста затаил дыхание – никто из трюма не подал голос. Его уже просветили, что это их корабль брали последним, а так, многие тут сидели уже по две-три декады, и… многие умерли, попытавшись спорить с теми, кто установил внизу свои правила.

– Следующий!

Стоящий перед Костой старик шагнул вперед, протягивая на вытянутых руках жестяную миску, куда небрежно плеснули воды – часть драгоценных капель пролилась на пол.

– Мара благослови, – пробормотал старик, поднося чашку к губам. – Великий, спаси и сохрани, огради от зла, оборони и защити… Будьте благословенны за воду… Ахххххх!

– Не поможет! – Миска старика улетела в сторону и звонко ударилась о пол, когда мужик ковшом выбил ее из рук. – Ты слышишь, пень! Твои боги – глухи! Будьте благословенны за воду, – передразнил он. – Твои боги – слепы и глухи! Иначе как они допустили такое? Что одним все, а другим – ничего? – Ковш с силой ударился о край ведра. – Как? Скажи мне, старик? Что одним сила и полпредела в надел, а другим рабское клеймо на шею и вонючий трюм?! КАК?! – почти взревел мужик.