Печать пожирателя 7
Шрифт:
Мы миновали два контрольных пункта, прошли через воздушный шлюз, где меня остановили и проверили уровень биологической опасности, и наконец остановились у последней двери в конце длинного коридора.
— Он вас ждёт, — произнёс колдун.
Дверь бесшумно отъехала в сторону.
Воздух внутри палаты был плотным, насыщенным запахом озона, медицинского геля и ещё чего-то — такого, что я не мог определить, но что заставило мою кожу покрыться мурашками.
Свет был приглушён, рассеян, и в помещении будто-бы царили сумерки.
В длинной медкапсуле лежал Пётр.
Точнее — то, что от него осталось.
Части
Но я обратил внимание на другое — у Салтыкова не было половины головы…
— Дерьмо…
Я замер на пороге, чувствуя, как мысли спотыкаются, сталкиваясь друг с другом в беспорядке.
Там, где должна была быть левая часть черепа, там теперь зияла аккуратная, но страшная выемка — вместо кожи и костей — слои биомеханической поддержки, свечение ментальных каналов, мерцающие голограммы нейроактивности, полупрозрачный гель…
— Так себе зрелище, согласен.
Голос, раздавшийся сбоку, едва не заставил меня подскочить на месте. Тело Салтыкова настолько приковало мой взгляд, что я не заметил, что в палате есть кто-то ещё. Ругнувшись, и погасив активированное на ладони боевое плетение, я развернулся — и замер.
Из тени, скрывающей стул в углу помещения, сидел второй Салтыков.
Тот же профиль, тот же нос, те же волосы, то же телосложение… Те же глаза, только чуть более… «Холодные».
Его лицо было идеально, слишком идеально. Ни морщин, ни эмоций. Он стоял неестественно прямо и смотрел на меня, нелепый в джинсовом костюме, который Пётр никогда бы не надел.
— Извини, что напугал, Марк, — произнёс он спокойно.
Голос был знакомым, но не таким, как у того, кто лежал в капсуле. Более… Чистым. Более… Неестественным. Как будто его владелец не до конца научился говорить, не до конца освоился с речью.
И тут до меня дошло.
— Так вот как выглядят твои клоны, — прошептал я, подходя ближе, — Охренеть…
Они были соединены. Тонкой, едва различимой даже моим колдовским зрением, связью между оригиналом и копией.
Пётр говорил через клона! Использовал его голос, чтобы не терять достоинства, чтобы сохранить образ. Чтобы я видел не кусок мяса, а власть, которая не собирается умирать!
Охренеть… Немного жутковато, если честно.
— Встреча не совсем в парадном формате, — фыркнул клон, чуть склонив голову, — Но время поджимает. А ты, похоже — единственный, кому я могу доверять.
Если то, что говорит Салтыков, правда — у него серьёзные проблемы…
— Что случилось? Как это… произошло?
Клон улыбнулся. Улыбка была похожа на ту, которую я помнил — но при этом отличалась, будто улыбается кукла.
«Чучело» — подумал я, — «Вот уж правда…»
— Меня пытались убить четыре часа назад. Мой АВИ заминировали, подорвали над Реутовым. Мы грохнулись в поле, а затем по нам поработали стрелки. Чистая работа. Ни следов взрывчатки, ни остаточных заклинаний, ни следа стрелков. Мне уже доложили. Просто… вспышка. Как будто пространство само себя проглотило. У меня было меньше трёх секунд. Я успел активировать аварийные щиты, но… Как видишь, это спасло только часть тела. Точнее, того, что от него
Пару секунд я осмысливал сказанное.
— «Удачное»? Вот же ты, передо мной — живой! Тебя не убили! Твой начальник СБ сказал, что ты при смерти, и я принёсся на всех парах! Думал, что ты тут бредишь, что тебе пара часов осталась, а ты тихонько сидишь и ждёшь, пока тебя восстановят из новеньких «запчастей»!
Клон медленно покачал головой. Его лицо оставалось идеально ровным, но я заметил, как дернулась мышца на шее. Он пытался передать эмоции Салтыкова.
А значит — тот их чувствовал.
— Ты посмотри на мою голову, Марк. Часть мозга уничтожена окончательно, — произнёс клон, — Не просто повреждена. Исчезла! Как будто её… вырезали чистым лезвием. Без боли. Без шума. Осталась только дыра… И пустота там, где были некоторые… воспоминания.
Он сделал паузу. Голограммы над капсулой дрогнули, как будто сама система услышала эти слова и испугалась.
— ЧТО?!
— Часть моего прошлого просто исчезла, — зло процедил клон, — Но это наименьшая из проблем. Куда хуже, что в меня стреляли пулями с какой-то дрянью и… Искра… — он замялся, — Оказалась заражена. Проклятие засело глубоко. Какое-то непростое, неизвестное лучшим целителям столицы!
— Ты шутишь?!
Я подошёл к камере жизнеобеспечения и присмотрелся к телу Салтыкова. Его энергетика был разодрана в клочья — и её пожирало что-то… Что-то незнакомое, какое-то проклятье, подобного которому я не видел. И я не был уверен, что у меня получится его искоренить — даже если так, энергетика Петра оказалась повреждена настолько, что восстановить её не представлялось возможным.
— Лучшие лекари столицы пытались очистить мою Искру, — продолжил Салтыков, — Но каждый, кто прикасался к энергетическому сердцу, терял связь с реальностью.
— В каком смысле?
— В прямом. Проклятье перекидывается на любого, кто начинает контактировать со мной магически. Один лекарь сошёл с ума почти мгновенно. Второго пришлось усыпить, когда мои люди поняли, в чём дело. Третий сгорел изнутри за час.
Я почувствовал, как внутри меня растекается холод.
Кто-то очень сильно постарался, чтобы вывести Салтыкова из игры. Причин могла быть масса — но факт оставался фактом. Его тело и дух умирали.
— То есть… — начал я.
— То есть, нельзя просто взять несколько «запчастей» у клона и починить меня с их помощью.
— А наоборот?
— Перенести моё сознание в клона тоже нереально. Даже имея теоретическую возможность — что само по себе не было гарантией — мешает @#$% проклятье. Так что… — клон Салтыкова указал глазами на капсулу, — Я просто умру. Потихоньку. Сначала рассудок, потом тело. И всё.
Комнату заполнила тишина. Где-то далеко за стенами больницы завыла сирена — полиция или скорая.
— То есть… Это конец? — слова вырвались из меня, будто я их не контролировал. Фраза прозвучал на редкость глупо.