Печать позора
Шрифт:
Я старалась говорить как можно спокойнее, чтобы не выдать своего волнения. Я не хотела, чтобы еще кто-то пострадал. Тем более, из-за меня. Эта бредовая история должна закончится на мне.
– Что происходит? – Она смотрела по сторонам в недоумении. – Почему они так пялятся?
– Печать позора, - выдохнула я. Когда произношу это, то чувствую, что тону. И нет шансов выплыть. Слова делают происходящее еще более реальным.
Никакой реакции от нее не последовало. Лишь одна её бровь взлетела вверх.
– Эммм, окей, - она явно не знала, что сказать.
В столовую вошла четвёрка
Последними зашли Николас и Маркус. Девушка, сидящая напротив меня, замерла. Она смотрела на них, не моргая. Затем шумно сглотнула, сильно сжала челюсть. Я видела, как побелели костяшки ее пальцев, когда она сжала кулаки. Две «звезды» не обратили на неё своего внимания. И, слава Богу.
– Эй, - позвала я её, - лучше не смотри.
Она перевела взгляд на меня, выдохнула.
– Меня зовут Яна, - отозвалась девушка-мисс-сияющая-улыбка.
– Мне пофиг, - не совсем честно призналась я.
Я резко встала, пока внимание было переключено на входящих «звёзд», и быстрым шагом направилась к выходу. Что, чёрт возьми, эта была за немая сцена. Эта иностранка, кажется, запала на кого-то из них. Только вот, на кого? Николас или Маркус? Хотя, какая мне разница? Она девочка взрослая, сама разберется. И что это за имя такое?
Яна.
Я даже произнести его не могу. Получается что-то вроде «Ана», либо «Йена». Как-то так.
Вечер. Отец все-таки приехал, как и обещал. Сейчас мы сидели за столом, ели запечённую курицу с картофелем, и тщательно изображали семейную идиллию. У нас своя небольшая строительная компания. Правда находится она в Майями. От нас примерно в ста пятидесяти километрах. Раньше отец просто ездил туда раз в неделю, проверял отчетность. Но сейчас же он постоянно находится в городе, ссылаясь на некие проблемы в компании. Хотя, никто не знает, в чём именно заключаются эти самые проблемы.
Я думаю, ему просто тяжело находится с нами. С уже года два депрессирующим ребёнком, и, как будто не замечающей этого, матерью.
– Как дела в школе? – мама изо всех сил улыбается. Выходит очень и очень наиграно.
– Как обычно, - буркнула я. Не знаю, для чего она ежедневно задает этот вопрос. Всё итак понятно. Отец шумно выдыхает. Он, в отличие от матери, прекрасно понимает сложившуюся ситуацию. Я предполагаю, что папа знает, через что я прохожу ежедневно. Ведь он сам учился в этой школе. Возможно, у них тоже была наивная дура, которая впоследствии стала изгоем.
– Я сегодня видела Вики с родителями, - как ни в чём не бывало, продолжала мама. – Она даже со мной не поздоровалась. Вы все еще в ссоре? Боже, да когда же вы уже помиритесь?
Мои глаза округлились. Я взглянула на папу. Он тоже замер. Мы вместе уставились на маму.
Что, чёрт возьми, несёт эта женщина?
– Мама, - говорю, возможно, слишком резко, мне едва удается скрыть свой гнев, - это не просто ссора. Мы больше не подруги. И никогда не помиримся. Смирись уже с этим.
Я резко встаю, и ухожу в свою комнату. Возможно, мистер психолог прав. Я всегда убегаю, прячусь от проблем, вместо того, чтобы дать достойный отпор. Травля в школе превратили меня в замкнутого,
Я быстренько моюсь в душе, смываю макияж. Он там не нужен. Надеваю юбку, простой белый топ, кеды. Волосы прячу в шапку. Мне удаётся незамеченной покинуть дом. Я сажусь в старенький дедушкин Шевроле Селебрити. Он заводится не сразу, но с третьей попытки все же получается. Мою же любимицу Шевроле SSR, 2006 года выпуска, разбили в первый же день моего провозглашения позором всей школы. Отец отказался покупать мне новую машину. А смысл? Её все равно ждала бы та же учесть.
Я подъезжаю к бару, которое гордо носит название – «Только пьяные». Я много раз говорила Джереми, хозяину бара, что это не название, а говно какое-то. Но Джер уверяет, что оно полностью соответствует концепции заведения и очень точно отражает суть. Ну, с этим нельзя не согласиться. Внутри бар выглядел вполне классически. Посередине зала стояла барная стойка, внутри которой стояли бармены, по кругу находились барные стулья. У стены расположилась небольшая сцена, возле которой достаточно большая площадка для танцев.
Я работаю в этом баре уже года три. После свалившейся на меня «славы» два года назад, Джереми уволил меня. Еще бы. Ему не нужен изгой в таком популярном месте. Но уже через пару недель попросил меня вернуться. Без меня бар потерял свою уникальность. Нет, я не хвастаюсь и не преувеличиваю. Просто констатирую проверенный факт.
– Хвала небесам, - Джереми возвёл руки в небо, увидев меня. – Где ты была всё это время?
– Ты не поверишь, - хмыкнула я.
– Я думал, что сойду с ума, - он положил мне руку на плечо, но потом отдёрнул её, будто обжёгся.Несмотря на то, что Джереми позволял мне работать здесь, я все же оставалась для него опозоренным существом. Будто эта печать вырисовывалась у меня на лбу.
– Я тоже думала, что сошла с ума...
Я выглянула из подсобки.
– Ого, - присвистнула я. – Сегодня прям аншлаг.
Зал действительно был забит до отказа пьяной частью населения нашего городка.
– Я шепнул, что ты вернулась, - самодовольство – его второе я.
– Ну, что ж, - я взяла в руки микрофон, - давай начнём.
Я вышла на сцену, но в темноте меня никто не увидел. Джереми включил прожектор позади меня. Он светил мне в спину, создавая мой силуэт. Люди, находящиеся в баре, могли видеть только его. Так и было задумано. И не только после публичного унижения. Я пела так уже 3 года. Первоначально из-за моего возраста. Я была слишком юна. А сейчас мы просто не могли показать моего лица.
Только силуэт и голос.
В баре «Только пьяные» была такая маленькая особенность. Так называемый «Стол заказов». Сбоку стоял монитор, где был представлен список песен, которые можно заказать, и которые я исполняла вживую. Мой голос очень нравился зрителям. О нем много говорили в городе, пытаясь догадаться, кому же он принадлежит. Но никто даже представить себе не мог, что наслаждаются голосом той, кого сторонятся, обижают и унижают ежедневно. Мне нравилось это осознавать. У меня даже были фанаты.